ОРГАНИЗАЦИОННОЕ ОРУЖИЕ:

Функциональный генезис и система технологий ХХI века

(доклад Изборскому клубу)

1. Понятие и генезис организационного оружия

Применение организационного оружия отражает историческую тенденцию перехода от войн с истреблением противника к войнам, ориентированным на его “самодезорганизацию” и “самодезориентацию” для сохранения имеющейся ресурсной базы в интересах инициатора применения оружия. На практике это осуществляется применением системы организационных (согласованных по целям, месту и времени разведывательных, пропагандистских, психологических, информационных и др.) воздействий на противника, заставляющих его двигаться в необходимом для противной стороны русле. С его помощью можно направить политику противника в стратегический тупик, измотать его экономику неэффективными (непосильными) программами, затормозить развитие вооружений, исказить основы национальной культуры, создать среди части населения “пятую колонну”. В итоге в государстве возникает обстановка внутриполитического, экономического, психологического хаоса[1].

Основу “организационного оружия” составляют специальные рефлексивные технологии организационного управления. Они представляют собой упорядоченные совокупности постоянно совершенствующихся методов (программ, стратегий, процедур, форм) реализации управленческих решений, внедрения инноваций, поддержания информационных, идеологических и других необходимых структурных связей, подбора и подготовки персонала, планирования, отчётности и контроля и др.

Так как основу любой организационной системы составляют люди, мотивация деятельности которых базируется на их физиологических, социальных и информационных потребностях, то продуктивное, правильно рассчитанное применение “организационного оружия” в определённой организационной среде (прежде всего властной) оказывает прямое влияние не только на уровень безопасности организационной системы государства, но и на саму возможность её существования. Проходя через сознание каждого члена общества, длительное массированное информационное и морально-психологическое воздействие деструктивного характера создаёт реальную угрозу существованию нации в результате трансформации её исторически сложившейся культуры, основных мировоззренческих, культурных и идеологических установок, то есть смены внутренней организационной среды, определяющей жизнедеятельность государства.

Основными объектами, на которые направлено действие организационного оружия, являются представители социальных групп и институтов, прямо или косвенно участвующих в долгосрочном и краткосрочном регулировании поведения остального населения. Это – управленческие элиты, «творческая интеллигенция», работники образования, воспитатели, известные культурные и нравственные авторитеты государства. Так как регуляторами поведения являются не только «манифестные» («раскрученные» в медийном пространстве личности), но и «теневые авторитеты» (в том числе – представители организованной преступности), они также попадают в сферу планирования акций организационного оружия. Отдельное направление – создание новых субъектов применения организационного оружия в форме субкультур, «нетрадиционных» конфессий, альтернативных воспитательных и образовательных структур.

Фактически – организационное оружие есть способ активации патологической системы внутри функциональной системы государства-мишени, при котором патологическая система для своего развития поглощает ресурсы носителя. Характерной особенностью патологической системы (применения организационного оружия) является то, что она воздействует на функциональную систему общества, в первую очередь, «извне», с иерархически «вышележащего» (властного) уровня системной организации. Кроме того, применение организационного оружия «не всегда заметно» для традиционных форм научного наблюдения и «непонятно» в рамках традиционной логики обыденного познания. Деструкция, как действие организационного оружия, направлена на достижение результатов, находящихся в «системе ценностей» инициатора применения данного оружия.

Одно из основных условий применения организационного оружия – замена системы базовых ценностей государства-мишени ценностями государства-инициатора как самыми перспективными.

 

Современная система организационного оружия начала складываться в ХХ веке с работ А. Богданова.

Согласно англо-саксонской политической мифологии идея «другого», менее кровавого пути трансформации общества родилась как реакция на революционные потрясения начала ХХ века, последовавшую за ними контрреволюцию и появление ядерного оружия как реальной угрозы всеобщего уничтожения.

Одно из направлений невоенной трансформации в виде категории «ненасильственного сопротивления» обосновал М. Ганди: он именовал его «сатьяграха». Сатьяграха означает «настойчивость в осуществлении истины», «сочетание истинности и твёрдости». Ганди считал сатьяграху «действенным способом сопротивления эксплуатации человека человеком, класса классом и нации нацией».

В 1967 году Фред Эмери, тогдашний директор Тавистокского института человеческих отношений, развивая идею многообразия форм организационного оружия, указывал, что «синергетику» «подросткового роя» на рок-концертах можно будет эффективно использовать для разрушения национального государства к концу 90-х годов.

В архивах издаваемого Тавистоком журнала Human Relations есть доклад Фреда Эмери «Ближайшие тридцать лет: концепты, методы и предвидения», где потенциал «сердитой молодёжи» рассматривается как оружие психического поражения – «истерия бунтарства».

Первого мая 1968 года более ста тысяч человек вышли на улицы Парижа под очень своеобразными лозунгами: «Запрещается запрещать!», «Будьте реалистами – требуйте невозможного! (Че Гевара)», «Секс – это прекрасно! (Мао Цзэдун)», «Воображение у власти!», «Всё – и немедленно!», «Забудь всё, чему тебя учили, – начни мечтать!».

Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь частично поддержали их бунтарский порыв. После этих событий студенчество стало одним из главных таранов, привлекаемых для выполнения «демонтажа режимов». В большинстве современных революций основным субъектом применения организационного оружия являются и представители творческой интеллигенции, формирующие новые идеологемы и протокультуры. Альбера Камю, Джорджа Оруэлла, Герберта Маркузе, Антонио Грамши, Теодора Адорно, Жан-Люка Годара, Вильгельма Райха, Ги Дебора молодежный нонконформизм вдохновил не только на создание концепций «контркультуры» и «новой революции», но и теорию «городской герильи», нашедшей теоретическое и практическое применение в середине и конце 1960-х в разгар движения «Новых левых» и хиппи. Из теоретического наследия вышеперечисленных философов, писателей, политиков впоследствии черпались не только лозунги «Новых левых», но и стержневые постулаты философии и идеологии практически всех современных террористических и экстремистских организаций.

В это время происходит выделение двух магистральных направлений дальнейшего развития организационного оружия. В том же 1968 году Джин Шарп защитил в Оксфорде диссертацию на тему «Ненасильственные действия: изучение контроля над политической властью», развитие идей которой послужило идейной основой последующих «цветных революций» ХХI века. Второе направление, бунтарско-террористическое, идейно и методически оформил Хуан Карлос Маригелла, опубликовавший в 1969 году свой «Краткий учебник городской герильи», ставший настольной книгой членов RAF («Фракция Красной армии» – Германия), Brigate Rossе («Красные бригады» – Италия) и всех последующих террористических организаций.

При этом свойства студенчества как социальной группы таковы, что оно мобилизует очень большой творческий потенциал – и в создании новых организационных форм, и в применении интеллектуальных и художественных средств. Это создаёт для властей неопределённость: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта.

Сегодня можно смело утверждать, что многие методики применения организационного оружия пилотно запускались и в СССР – как раз в конце 60-х годов. Распад СССР[2] ознаменовал начало новой стадии развития патологической системы – патологическую перестройку функциональной системы государства.

На этапе построения «новой России» (1991–1995 годы) инициаторы применения организационного оружия получили следующие бонусы:

– устранение стратегического военного и идеологического противника;

– практически бесплатные поставки всех видов ресурсов;
– огромный, незащищённый де-юре и де-факто российский рынок;
– согласие по всем внешнеполитическим вопросам;
– устранение конкурента на многих товарных рынках;
– устойчивый поток умных, образованных и непритязательных мигрантов;
– одностороннее разоружение России и установление контроля за её оставшимися стратегическими силами, ВПК и оборонными исследованиями;
– выплата финансовой дани в виде размещения золотовалютных резервов государства в зарубежных банках под минимальный процент и введения долларового обращения как параллельного наравне с рублёвым;

– демографическую катастрофу в государстве-мишени (впервые в российской истории смертность населения стала устойчиво опережать рождаемость).

После показательного расстрела собственного парламента, начала первой чеченской войны, фарсовых выборов 1996 года, итогов приватизации, «семибанкирщины» и организации дефолта 1998 года многим казалось, что у нашего общества и государства не осталось внутренних ресурсов, для того чтобы отойти от терминальной черты. Накал манипулятивных воздействий был такой, что, казалось, сознание всех общественных групп подчинено мемам:

– Россия – «тёмная территория» без исторической перспективы;

– патриотизм – последнее прибежище негодяев;

– любая заграница – лучше русской действительности.

Развязывание второй чеченской войны означало полную уверенность инициаторов применения организационного оружия в начале распада России по примеру СССР, который остаётся закрепить чисто техническими средствами: население деморализовано, власть готова выполнять все поступающие указания, система управления отформатирована под внешнее управление, то есть государство уже готово к суициду.

Однако функциональная система общественного сознания (и общества в целом) продемонстрировала неожиданную упругость и наличие резервов противодействия дальнейшей патологизации и суицидолизации: наращивание внешнего давления и манипулятивной пропаганды уже не давало необходимого эффекта. Вынужденная ротация верхнего эшелона власти на рубеже 2000-х годов предполагала смену портретов при сохранении курса, однако внутреннюю потребность большей части общества в восстановлении справедливости и самоуважения игнорировать было уже нельзя. Сложилась парадоксальная ситуация: потребность общества прямо противоречила дальнейшей деструкции, а все технологии, применявшиеся до сих пор правящими элитами, не могли (да и не были предназначены) дать ничего другого. Выход нашёлся в имитационной деятельности: многочисленные федеральные целевые программы, национальные проекты, широко обсуждаемые и рекламируемые, превратились, с одной стороны, в демонстрацию перехода власти на путь созидания и заботы о населении, с другой – в ещё один из источников разворовывания бюджетных средств.

Неожиданная эффективность защитной реакции функциональной системы российского общества и гипотетическая возможность восстановления СССР заставила инициаторов применения организационного оружия сменить тактику. Череда «цветных революций» на постсоветском пространстве, во-первых, минимизировала возможность восстановления Союза, во-вторых, позволяла отработать новые когнитивные и информационные технологии деструкции, в-третьих, позволяла готовить кадры «новых революционеров», и наконец – создавала прецедент использования этих технологий и кадров на российской территории.

2. «Цветная революция» как система технологий применения оргоружия

2.1. Цветная революция – это обобщённое название нового типа политических технологий по смене политической власти. «Цветными революциями» чаще всего называют серию массовых уличных протестов населения, завершившихся сменой политического режима в ряде стран Восточной Европы, постсоветского пространства, Юго-Восточной Азии, Северной Африки без военного участия. Принято считать, что в странах, переживших «цветную революцию», режим управляемой демократии был заменён на публичную демократию. Как правило, в этих странах произошла смена правящих элит.

Необходимость и возможность «цветных революций» как новых систем политических технологий, относящихся к организационному оружию, обусловлена рядом обстоятельств:

во-первых, после распада СССР и системы коллективной безопасности Варшавского договора у других стран появилась возможность активного вмешательства во внутренние дела бывших социалистических государств без риска спровоцировать глобальный конфликт;

во-вторых, для заинтересованных государств и транснациональных корпораций корректировка местной политики в собственных интересах через «цветные революции» значительно дешевле, чем проведение военных операций типа иракской;

в-третьих, в ходе развития пятого и шестого технологических укладов были созданы и получили глобальное развитие организационные, информационные и когнитивные технологии, позволяющие формировать в заданном формате цели, ценности, мотивации поведения как больших социальных групп, так и отдельных личностей в интересах заказчика и вне контроля со стороны суверенного государства;

в-четвёртых, развитие глобального экономического кризиса и фактическая ликвидация моноцентрической модели политики дали старт очередному этапу передела мира в рамках новой военной доктрины сетецентрических войн (Network-centric warfare), в которой «цветные революции» являются ключевым компонентом.

Искусственный характер «цветных революций» проявляется в применении специальных технологий мобилизации общественного протеста, используемого как ударная сила для «сноса» политической элиты. Причем эти технологии имеют во многом универсальный характер и доказали свою эффективность в разных частях земного шара, что позволило говорить о возможности «экспорта» «цветных революций». Беспрецедентные возможности традиционных и новых (Web 2.0) медиа ещё больше усилили этот процесс, открыв новые горизонты для проекции «мягкой силы» в любую точку мирового пространства и «высокотехнологичного» смещения неугодных режимов.

Массовость и высокая эффективность «цветных революций» (с 2000 по 2012 год в результате «цветных революций» произошла смена правящих режимов в Югославии, Украине, Грузии, Киргизии, Молдавии, Египте, Ливии, Тунисе) не могли не привлечь к ним внимание исследователей и в нашей стране, и за ее пределами. Одни из первых монографических исследований феномена «цветных революций» в России принадлежат коллективу авторов под руководством С.Г. Кара-Мурзы.

В это же время вышла книга видного украинского специалиста по теории коммуникации Г. Почепцова «Революция.com», посвящённая концептуальному анализу технологий «цветных революций». В 2008 г. издан сборник статей под редакцией Н.А. Нарочницкой, в котором на материале различных стран рассматриваются техники и структура «оранжевых» переворотов. Следующий всплеск научного интереса к тематике вызван событиями Арабской весны. Одной из первых важных работ по проблеме стала коллективная монография под руководством С.Е. Кургиняна. В дальнейшем выходит ещё ряд значимых научных и публицистических трудов по данной проблеме, а также произведения самих участников революционных событий на Ближнем Востоке и Северной Африке.

2.2. Система технологий деструкции в «цветных» революциях

Её основными «технологическими» особенностями являются:

Первое. Революция происходит, как правило, не в авторитарных странах, а в полудемократических, где оппозиция может пользоваться почти всеми возможностями открытого общества.

Второе. Главная политическая сила – не партии, а широкая коалиция неправительственных организаций, пользующихся зарубежной поддержкой.

Третье. В качестве ключевого момента захвата власти выступают выборы. Оппозиция заранее заявляет о своей победе, а любые другие данные объявляет фальсификацией.

Четвертое. Главный метод воздействия на действующую власть – массовые демонстрации в центре столицы, блокирование и захват ключевых правительственных зданий.

Пятое. При декларировании «исключительно мирного и ненасильственного характера» отстранение от власти правящих элит осуществляется не только мирными, но и насильственными методами. Соблюдение прав требуется не в процессе событий, а после них – когда всё произошедшее квалифицируется как правовые действия. Во время самих «революционных» действий оппозиция смело идёт на нарушение закона. Но при этом на начальном этапе практически не применяется физическое насилие и не используется оружие.

Шестое. Ключевая роль внешних сил, которые:

– обеспечивают финансирование, обучение и мотивирование организаторов революции в течение нескольких лет до её осуществления;

– присваивают и активно используют статус верховного арбитра, определяющего легитимность, – объявляют легитимными действия оппозиции, даже если они нарушают закон, и объявляют нелегитимными действия защищающейся власти;

– в ключевой момент они предъявляют ультиматум действующей власти, используя зависимость правящей элиты от этих внешних сил (чаще всего правящая элита держит свою собственность в банках и недвижимости внешних стран);

– участвуют в качестве посредников в переговорах в критический момент, при этом занимают не нейтральную позицию, а играют в союзе с оппозицией.

Седьмое. «Цветные революции» организуются, как правило, не контрэлитой, а частью старой элиты, которая в предыдущие периоды была у власти, потом была отправлена в отставку, затем перешла в оппозицию и подняла идеологические лозунги. У этой оппозиции в лице бывших министров всегда есть союзники в числе министров нынешних, которые в решающий момент переходят на сторону оппозиции.

Восьмое. Политические последствия сводятся, прежде всего, к смене геополитической ориентации в пользу той внешней силы, которая финансировала и легитимировала «цветную революцию».

Девятое. В отношении демократических институтов такие революции нейтральны. Демократии может стать больше, как в Сербии, остаться столько же, как было в Украине, или стать меньше, как в Грузии.

Десятое. «Цветная революция» готовится и реализуется практически открыто, публично, с использование всех современных средств массовой коммуникации: сетевого маркетинга, организации «безлидерных» движений и рекламного менеджмента гигантских партий-големов, охватывающих значительное число протестного электората всех спектров, привлечённых различными, зачастую полностью противоречащими друг другу обещаниями, а также простым любопытством либо желанием «вырваться» из размеренной повседневности, следуя принципу «чтобы было, что вспомнить».

Искусственность и технологичность «цветных революций» отлично прослеживается в однообразии политической символики, которая является не самодеятельностью, а создаётся в соответствии с этнокультурными нормами и теорией архетипов Юнга. Особую роль в «цветных революциях» играют собственно цвет и символы, так как именно знаковые системы, в отличие от содержательной вербальной коммуникации, воздействуют на глубокие сферы психики (предсознание и подсознание).

Во-первых, знаковые системы продуцируют простые (архаичные) генеральные эмоции (например, ярость, отвращение, блаженство, страх), которые подавляют или возбуждают волевые действия. Главное – они не стимулируют целенаправленную деятельность. Соответственно в войне, социальной или религиозной революции роль знаковых систем оказывается хотя и не определяющей, но весьма значительной, так как она формирует эмоциональный настрой масс. Более того, в отдельных элементах стратегии (психическая атака) от них может зависеть исход всей операции.

Во-вторых, знаковые системы актуализируют социальный опыт (личный, родовой, этнический, конфессиональный, сословный, национальный) и вызывают тем самым отзвук, который побуждает к самоидентификации, к выбору и, наконец, к поступку. Таким образом, символ становится опознавательным знаком, обозначает соратников и выявляет противников, как бы физически консолидирует сообщество в конкретном пространстве и времени. Зрительный опыт, как и обонятельный, вкусовой, тактильный и элементарный звуковой, является более архаичной структурой в сравнении с опытом вербальным. Именно поэтому воздействие на зрительный анализатор, особенно в сочетании с элементарными звуками, более инструментально и эффективно для навязывания желаемого поведения индивиду или массе, чем вербальное воздействие.

Для быстрого и максимально широкого охвата населения в организационных технологиях «цветных революций» активно используются демонстрации элементарного цветового или графического знака (например, белый кулак в круге на черном фоне — символ белградской «революции», который впоследствии использовали на Украине, в Киргизии, Египте) или зрелища: шествия, флэш-мобы, «кольца», разного рода акции, транслируемые в социальных сетях.

Зрелище — особо важный, но и более сложный в сравнении с символикой технологический приём. Он продуцирует коллективное чувство — синтонию, формирующее новое качество отношений между объектами воздействия, то есть зрителями. Кроме того, ролевое зрелище (например, театр, кино, акты самосожжения, передаваемые по социальным сетям) дополняет синтонию самоидентификацией с героем или усвоением страсти героя. В результате «завороженность» конкретным действием может изменить восприятие реальности. К тому же развитие современных технологий позволяет серьёзным образом усилить эффект невротической синтонии. Например, сформировать или усилить ощущение ущербности собственной истории, своей страны, национального опыта. Именно этот приём практиковался в перестроечные годы посредством разного рода публикаций, уничижающих и уничтожающих опыт нашей страны, кинофильмов типа «Покаяния» или «Так жить нельзя».

Политические и социально-экономические предпосылки, способствующие внедрению указанных технологий, общеизвестны. Это, прежде всего, хаотизация социально-политической и экономической жизни (развитие патологической системы, поглощающей ресурсы функциональной системы государства-мишени). Согласно С. Ману, существуют следующие средства создания хаоса на той или иной территории:

содействие либеральной демократии;

поддержка рыночных реформ;

повышение жизненных стандартов у населения, прежде всего элит;

вытеснение традиционных ценностей и идеологии.

Мегатехнологией «цветных революций» следует считать такое собирательное понятие, как мягкая сила. Впервые это понятие ввёл в оборот в 1990 году профессор Гарвардского университета Дж. Най. Под мягкой силой (применительно к технологиям «цветных революций») понимается совокупность ненасильственных приёмов и способов, посредством которых существует (или может появиться) реальная возможность изменения политического строя или низложения властной «верхушки» в отдельно взятом государстве. Последовательное изучение именно этих технологических приёмов и способов позволяет их классифицировать как организационные, когнитивные и информационные.

Организационные технологии по устройству «цветных революций» являются наиболее явными, наиболее открытыми для изучения и разработки мер по противодействию им. Ярчайшим примером таких технологий служит знаменитый труд о методах ненасильственного протеста и убеждения, опубликованный в 1973 г. Джином Шарпом. Автор выделяет 198 способов, с помощью которых можно подготовить не только саму «революционную почву», но и вполне активно вмешаться в процесс по смещению действующей власти.

Если рассматривать организационные технологии «цветных революций» в динамике, то чётко выделяются три этапа.

На первом этапе организаторы рекомендуют проводить исключительно символические акции, целевые акции для решения локальных проблем, создание мифа о том, что “власть нелегитимна”. Основными задачами, решаемыми в ходе проведения первого этапа, являются: определение мобилизационного протестного потенциала общества; проверка реакции власти; индоктринирование (сознательное, целенаправленное внушение политических идей, ценностей, символики, норм поведения группам людей). Первый этап наиболее важен для понимания не только общего состояния антиправительственных настроений в обществе, но и определения потенциального социального контингента, готового участвовать в планируемых акциях. Установление уровня готовности общества к политическим переменам является предпосылкой к подготовке второго этапа развития сценария «цветных революций».

Второй этап включает в себя процесс дискредитации государственного аппарата и силовых структур. В ходе реализации данной установки существует необходимость подчёркнуто прозрачно продемонстрировать обществу явные или скрытые недостатки, выявленные в ходе подготовки и проведения выборов или в самой политической деятельности стоящей «у руля» партии или режима власти. Потребность в убеждении народных масс в полной неспособности управления государством ныне действующей властью, подкреплённая реальными или сфальсифицированными примерами, продиктована тем обстоятельством, что успех на этом участке «фронта» – залог будущей общей победы. В сознание активных членов общества закладывается мысль о необходимости срочных (или радикальных) перемен, исключающая возможность принятия взвешенного решения не только об участии в «ненасильственных» акциях, но и о целесообразности их проведения вообще. Также на этом этапе внедряется процесс активной пропаганды и агитации служащих и сотрудников ведомств, имеющих прямое отношение к государственной власти. В своих программах политтехнологи рекомендуют использовать работников указанных госструктур для сбора компрометирующей действующую власть информации, ее обнародования, а также призывать их к ведению саботажа и вредительству на вверенных им участках. Наличие сильных «подрывных» позиций в государственном аппарате может сыграть решающую роль в деле создания предреволюционной ситуации даже в самой политически спокойной и социально благополучной стране.

Третий этап ознаменовывается самим процессом непосредственного свержения власти. Естественно, в открытых программах по подготовке и проведению «цветных революций» не прописывается конкретный комплекс акций и действий, направленных на достижение этого результата.

Рассматривая когнитивные технологии трансформации социального поведения «цветных революций», необходимо учитывать, что в процессе своего развития они разделились на долговременные способы трансформации смыслов и исторической памяти и смарт-формы организации социального поведения. Таким образом, когнитивные технологии трансформации социального поведения влияют как на устойчивые личностные структуры (ценностные ориентации), так и на оперативные мотивации. Основными технологиями долговременного влияния в настоящее время являются трансгенные культы, субкультуры и компьютерные игры.

Культы (секты) являются древнейшими формами когнитивного противодействия государственной власти. Сайт spisok – sekt. ru приводит список из 90 «наиболее опасных сект, действующих на территории России». Сайт StopSekta.narod.ru насчитывает таковых более 300. Если учесть так называемые коммерческие секты (наиболее типичный пример – финансовые пирамиды) и сектоподобные образования типа «Школ личностного роста», «Школ здорового образа жизни…», то их количество будет исчисляться многими тысячами. Распространённость сект есть следствие духовной неудовлетворенности окружающей действительностью, невозможности самостоятельно найти достойную цель жизни. Необходимо подчеркнуть, что основной контингент, рекрутируемый в секты (как и в протестные оппозиционные организации) в нашей стране, это молодые, образованные и обеспеченные люди.

Возникновение феномена молодёжных субкультур обычно связывают с наложением к середине 50-х годов ХХ века двух социальных эффектов: «бебби-бума» (резкого увеличения доли молодёжи в демографической структуре стран, участвовавших во Второй мировой войне) и первого этапа глобализации электронных СМИ (прежде всего в связи с распространением компактных транзисторных радиоприемников). Если характеризовать современные молодёжные субкультуры, то необходимо отметить, что практически все они являются не стихийным продуктом «свободного творчества молодежи», а высокотехнологичными проектами организационного влияния на конкретные возрастные и социальные группы. Они все являются высокорентабельными коммерческими предприятиями, в которых значительная часть принадлежит криминалу. И, наконец, они все связаны между собой благодаря социальным сетям.

Игра – древнейший, «докультурный» уровень формирования знаний, умений, навыков, в том числе – межличностного взаимодействия. Игра ‑ это и способ социализации, и способ сохранения культуры. В киберпространстве Интернета с начала 90-х начался процесс стыковки технологий виртуальной реальности (ВР) с сетевыми технологиями. Главная проблема – какой мир и какая реальность генерируется и предлагается в качестве поля взаимодействия. Компьютерная реальность может искажать у игрока историческую память (как, например, Blitzkrieg), может напрочь выключать эмпатию, т.е. способность к сопереживанию (Counter-Strike), может формировать установки на исключительно насильственные способы решения любых жизненных ситуаций.

 

Первым зафиксированным случаем использования компьютерных игр в качестве организационного оружия стала игра Republic on Revolution (2003 год), в русском переводе — «Новистрана», которая повествовала о ненасильственной революции в одной из стран «formed USSR», а многие эпизоды которой были очень похожи на полезные советы из книги Джина Шарпа «198 способов ненасильственного свержения власти». Следующей стала “Хамське яечко” (2004 год), в ней надо было спасти Украину от Януковича, бросая в него яйцами. Это было только начало. В 2005 году волну возмущения и русофобии на Украине вызвало появление на прилавках магазинов компьютерной игры “Операция Галичина”, сделанной на основе известного шутера Ghost Recon с пометкой “Новый Addon на тему “оранжевой революции” на Украине”. Всего за 30 гривен любой желающий мог приобрести “стрелялку”, которая предлагает игроку в роли российского спецназовца “штурмовать мятежные украинские города”. В описании сказано: “2008 год. На президентских выборах на Украине побеждает пророссийский кандидат Сергей Гришков. В западных областях не признают результатов выборов и объявляют, что “не будут подчиняться продавшемуся русским Гришкову”. Украина обращается к России с просьбой помочь в восстановлении территориальной целостности страны”.

Но классическим примером реализации «операции базового эффекта» против нашей страны стала компьютерная «Большая игра» «Северного братства» со слоганом: «Сломай Систему играючи!». Сайт «Большой игры», которой «суждено расчистить поле для будущей решающей Битвы сил Света и Тьмы», заработал 23 декабря 2007 года – в день зимнего солнцестояния (именно тогда якобы начался некий «рубеж вступления в свои права эры Водолея»). Изначально сайт был зарегистрирован в Нидерландах, а физически размещен на сервере в Малайзии – то есть создатели сразу вывели его из российской юрисдикции. Суть игры сводилась к следующему. В «страны Белой силы» (к которым относятся славянские государства СНГ) «под прикрытием силы Морока стали проникать внешне похожие на людей пришельцы из созвездия Южного Креста». «Пришельцы» – это коренные жители Кавказа и Средней Азии. Поддержку им оказывают некоторые «земляне» – а именно: правоохранители, чиновники и олигархи (это и есть та самая «Система», которую требуется «сломать»). В «Большой игре» участвовали команды единомышленников (по терминологии игры — «автономные группировки»), которые регулярно получали на свои e-mail списки заданий различного уровня сложности. Например, от игроков требовалось бить витрины, поджигать двери и забрасывать петардами принадлежащие неславянам кафе и магазины, переворачивать и жечь машины, рисовать свастики и нацистские лозунги на стенах домов, избивать и казнить «пришельцев». Также игрокам предстояло подбрасывать под окна приёмных «Единой России», избиркомов (на сленге игроков — «лохотронов») или опорных пунктов милиции фальшивые «бомбы». Игроки должны были выискивать контактные данные (домашние адреса, телефоны) местных чиновников, бизнесменов, силовиков и правозащитников и отправлять их на e-mail организаторов. Выполнение каждого задания должно было подтверждаться фото- или видеозаписью, которая отправлялась на сайт «Большой игры» и за что игрок получал баллы. Именно в этом происходил формальный переход от он-лайн к оф-лайн. Авторы игры признавались, что их цель – «создать сеть автономных группировок, ненавидящих Систему и постепенно увеличивающих свои умения и навыки для их последующего применения уже в прямых столкновениях с Системой». В архиве сайта «Большой игры» насчитывалось несколько десятков тысяч видеосюжетов о выполненных заданиях, то есть о совершённых преступлениях экстремистской направленности. В 2010 году решением суда сайт был закрыт, а часть его активных участников осуждена. Однако практически сразу его эстафету подхватил сайт с игрой «Городские партизаны» и поджогами помещений ОВД.

В феврале 2013 года была презентована первая симуляционная стратегическая игра “Мощная сила” (A Force More Powerful). Ее разработчики – Международный центр ненасильственного конфликта (International Center on Nonviolent Conflict — ICNC) и американская медиакомпания «Йорк-Циммерман» (York Zimmerman и BreakAway Games). По их замыслу игра должна научить общественных активистов тактике ненасильственного сопротивления и свержения диктаторов. Объясняет главный продюсер игры Питер Экерман: “Эта игра позволяет прибегать к различным из тактических ходов, действий и решений, чтобы увидеть, какие из них работают лучше. И развить навыки, чтобы использовать эту тактику и быть уверенным, что она сработает в реальной жизни “.

Как показала практика, компьютерные игры, практически обучающие и включающие молодёжь в экстремистскую и протестную деятельность, оказались одним из самых эффективных средств «цветных революций».

Одним из важнейших достижений когнитивных технологий является разработка смарт-форм пресоциализации – добровольно-игрового неосознаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, статусов, позиций. Смарт-формы «завернуты» в контркультурную оболочку безобидной игры-прикола и выступают как «способы новой консолидации людей». В 2002 году вышла книга Говарда Рейнгольда «Умная толпа: новая социальная революция», положившая начало распространению новых форм социальной организации, основанных на массовом использовании информационных технологий. Как всегда, первыми «пользователями» новых технологий стали организованная преступность и специальные службы, организующие смену режимов в других странах.

К настоящему времени можно говорить о нескольких разновидностях «умной толпы», которые получили быстрое и глобальное распространение. Самая «простая» и самая распространенная из них – флеш-моб, то есть заранее спланированная массовая акция, организованная, как правило, через современные социальные сети, в которой большая группа людей внезапно появляется в общественном месте, в течение нескольких минут выполняет заранее оговоренные действия, которые называются сценарием, и затем быстро расходится.

Флеш-моб не имеет аналогов в мировой истории, хотя в культурологическом плане он является частью перформансной коммуникации наравне с перформансом, хепенингом и флюксусом.

Применительно к нашему контексту важно отметить, что отработка использования флеш-моба в «цветных революциях» на постсоветском пространстве показала его высокую эффективность как инструмента смены правящих режимов.

Вторая разновидность – криминальный карнавал, «шопинг-бунт» (shopping-riot) – организуемые через социальные сети массовые беспорядки, сопровождающиеся грабежами, поджогами зданий и автомобилей с целью развлечения. 2005 год – Париж, 2011 год – Лондон.

Самым же поразительным для наблюдателей был тот факт, что многие журналисты и полицейские, оказавшиеся в это время в районе и общавшиеся с бунтовщиками, рассказывали об одной и той же фразе, которую они слышали от погромщиков: «Не беспокойтесь, мы разрядимся и вскоре покинем это место». В конце 2011 года в журнале Wired появилась непривычно большая для этого издания статья, посвящённая «криминальному карнавалу», – «В города приходят самоорганизующиеся гиперсетевые революции». В этом журнале за последнее десятилетие неоднократно обкатывались методы и технологии, впоследствии завоевавшие мир. В качестве примера можно привести краудсорсинг и массовый скидочный сервис.

Сами слова «восстание», «бунт», «протест» вводят в заблуждение, поскольку они подразумевают наличие определённого градуса протеста против правящей власти. Однако «бунтовщики» в Лондоне и Париже не имели никакой цели своего протеста, кроме протеста как такового. Это были карнавальные, постполитические бунты. Многие погромщики в интервью признаются, что участвовали в этих акциях, так как это было весело. Участники беспорядков обнаружили интерес к культуре потребления и начали практиковать её довольно извращённым образом. Это был эдакий «насильственный консьюмеризм» – выбивание витрин, грабежи».

Технологически «криминальный карнавал» — это флеш-моб, содержательно – осознанные грабежи, поджоги, то есть совершение тяжких преступлений ради развлечения лицами, в большинстве своем живущими на социальные пособия и не имеющими постоянной работы. Криминальные карнавалы – явление, свойственное только мегаполисам стран, имеющих развитые социальные программы, благодаря которым многие поколения граждан могут нормально существовать, не занимаясь постоянной работой. Как показывает опыт Парижа, Лондона, Манчестера, Филадельфии, криминальные карнавалы способны хаотизировать крупный город на достаточно продолжительное время.

Третья разновидность «умной толпы» – «мирный бунт», организуемые через социальные сети политические акции, ставящие своей целью делегитимизацию действующей власти в глазах населения и мирового сообщества. Технологии управляемой смуты, применяемые в «мирном бунте», базируются на своеобразном «социальном хакерстве». Предполагается, что в то время как граждане отказывают государству в повиновении, перестают поддерживать социальные связи, необходимые для нормального политического функционирования общества, само государство не отказывается и не может отказаться от своих обязательств перед ними. В отличие от предыдущих форм «умной толпы» данная разновидность имеет достаточно сложную структуру, близкую к структуре традиционной действующей толпы: примерно 10% составляют организаторы (менеджеры), координирующие деятельность остальных участников в режиме реального времени, около 30% – рекруты, то есть нанятые за плату участники. Не менее половины рекрутов – боевики, задачей которых служит провоцирование силовых конфликтов с представителями власти и правоохранительных органов. Остальные 60% – любопытные члены интернет-сообществ, в которых обсуждалась подготовка данной акции и их знакомые. Именно любопытные при достижении в акции ключевой цели – провоцировании власти на силовые действия, становятся базой для образования панической толпы, действия которой, как правило, сопровождаются жертвами. Большая часть организаторов, как выясняется, прошла подготовку по программам Центра практического ненасильственного действия и стратегий, или CANVAS, — находящейся в Белграде организации, организованной бывшими активистами сербского «Отпора» и готовившей активистов грузинской «Кхмары», украинской «Пора», египетской «6 апреля» и «Кефайя». В настоящее время CANVAS работает с активистами из более чем 50 стран, в 12 из которых произошли смены режимов.

Основное отличие между традиционной и «умной» толпами в формах возникновения: если для традиционной нужен «шоковый стимул» (внезапное событие, прямо затрагивающие жизненные интересы участников), то формирование «умной толпы» готовится продолжительным обсуждением в сетевых ресурсах и средствах массовой коммуникации. Но непосредственно на месте сбора «умная толпа» формируется гораздо быстрее традиционной (несколько минут против 3—6 часов). Второе отличие заключается в структурировании: если действующая агрессивная толпа (в ее «безумной» модификации) имеет чёткую структуру, то для «умной толпы» характерно «роение».

Третье отличие — в наличии управления. В традиционной толпе реальное управление существует лишь на начальных стадиях формирования и выдвижения к основному месту акции. В «умной толпе» управление (координация) осуществляется постоянно, включая подготовленную эвакуацию организаторов после начала силовых акций властей.

Четвёртое отличие — в предельной численности. Традиционная толпа, как субъектная общность с едиными переживаниями и действиями, редко бывает более 20 000 человек на компактной территории. «Умная толпа», в которой эмоциональные переживания растянуты по времени, а мотивации разнонаправленны, на короткое время может достигать численности в несколько сотен тысяч человек, после чего дробится на более мелкие (локальные) образования.

Пятое отличие — в эмоциональном состоянии участников. Если в традиционной толпе в ходе циркулярной реакции эмоциональное возбуждение участников может достигать терминальных значений (именно поэтому за действующей толпой с античных времён закрепилось название «безумная»), то для организаторов и рекрутов «умной толпы» характерна имитация сильных эмоций. Как правило, эмоциональное состояние участников «умной толпы» не доходит до экстремальных значений.

Одно из существенных отличий акций «мирных бунтовщиков» является постоянное медийное сопровождение, причём кроме профессиональных журналистов организаторы и энтузиасты в течение всей акции выкладывают видеокартинки и свои комментарии в сетевых ресурсах. Как не раз происходило во время Арабской весны и в Сирии, комментарии и картинки имеют мало общего с происходящим, но они создают нужный настрой глобальной медийной аудитории по поводу действующей власти. В традиционной толпе профессиональная деятельность журналистов возможна лишь на начальных стадиях, далее психическое заражение приводит журналистов в такое же аффективное состояние. Возможна лишь дистантная фиксация действий агрессивной толпы.

Везде, где происходили события Арабской весны, «снежной революции», для привлечения союзников протестующие использовали новые интернет-приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпространства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились миллионы людей. Однако в действительности число реально протестующих и протестующих в сети отличается многократно. Достигается это с помощью специальных программ. В 2010 году правительство США заключило договор с компанией HBGary Federal на разработку компьютерной программы, которая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в социальных сетях для манипулирования и влияния на общественное мнение по спорным вопросам, продвигая пропаганду. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мнением, чтобы находить точки зрения, которые не нравятся власть имущим. Затем их “фиктивные” люди могут теоретически проводить грязные кампании против этих “реальных” людей. Годом раньше ВВС США заказала разработку Persona Management Software (программы по управлению персонажами), которую можно использовать для создания и управления фиктивными аккаунтами на сайтах социальных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто существует общепринятое мнение по спорным вопросам. “Персонажи должны производить впечатление, что они происходят почти из любого места в мире и могут взаимодействовать посредством обычных онлайн-сервисов и платформ социальных сетей”.

Информационные деструктивные технологии в организационной системе «цветных революций» приобрели значимый вес с развитием социальных сетей. Несмотря на то что в современном политологическом дискурсе понятие «сеть» является одним из самых востребованных и существует уже довольно большой массив литературы, изучающей этот технологический продукт с точки зрения его влияния на массовое сознание и поведение, довольно незначительное количество исследователей указывает на самые главные характеристики этого явления. Социальные сети выполняют сегодня роль не столько площадок для общения, сколько детонаторов информационного взрыва: они способны распространять информацию по всему миру за считаные секунды, ускоряя тем самым ход той или иной операции. Это вовсе не обозначает, что телевидение и радио утратили свою популярность. В современных условиях происходит симбиоз крупнейших телевизионных гигантов с такими сетями, как WikiLeaks, Facebook, Twitter, YouTube, усиливающий в конечном итоге эффект информационных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов. Примером такого взаимодействия служит деятельность международной телекомпании «Аль-Джазира», размещающей видеоматериалы на собственном портале в YouTube. Подобная практика наблюдается также среди российских вещательных организаций, ярким примером чему является мультимедийный канал «Дождь».

Сетью может стать любая социальная среда, через которую можно получить и прокачать нужную информацию. В реальности сети обычно представляют собой общественные организации, фонды, неправительственные структуры, движения и политические партии, а также секты, которые ангажируются тем или иным образом одной из сторон, готовящей и проводящей «цветную революцию». Сеть не управляется из единого центра. В сетевой войне доминирует такое понятие, как намерение командира. Участники сети должны понимать смысл происходящего. Они не получают прямые команды – «пойди туда», «сделай это», — ибо это не классическая армия. Существуют некоторые подразумевания, которые могут быть озвучены центром сетевой операции, например, через СМИ, на каких-то конгрессах или форумах, в подготовительных лагерях. Это могут быть официальные заявления, доклады, обращения, намеки, высказывания политиков и общественных деятелей, которые считываются сетью. Дальше сетевые структуры действуют исходя из озвученного намерения, обстановки, самостоятельно принимая решения. Если действие оказывается неудачным или провальным или вообще не осуществляется – сетевой центр не несёт за это прямой ответственности, переконфигурируя сеть другим образом. При этом никакой прямой увязки между центром принятия решения и исполнителем нет. А информация – намерения – передаётся по открытым каналам. Узлы сети могут действовать автономно от центра, для того чтобы не вскрыть центр происхождения основной стратегии, заданий и конкретных действий. Сетевыми узлами могут быть практически автономные социальные структуры (пример – НКО), которые связаны между собой горизонтально. Даже в случае если увязка сетевой структуры и центра управления будет вскрыта, их связь может быть доказана только косвенно.

В начале 1990-х в СССР, а потом в России организационная сеть будущих «цветных революций» создавалась с помощью социальной интеграции. Финансист Дж. Сорос, работающий на американское государство, раздавал гранты – небольшие суммы денег – социально активным группам. Собирались они для разных целей и по разным причинам. Это могли быть неформальные группы, какие-то политические группы, группы по интересам. В любом случае такая группа объединяла в себе социально активных граждан. Она занималась тем, что ей интересно, вкладывая свою энергию в то, что считала важным. Если ей давали денег – она была очень благодарна. Активные, пассионарные люди занимались чем-то и без денег, ради интереса, но тут появлялась возможность развить масштабы своей деятельности. В итоге, получив деньги, эти люди начинали чувствовать себя обязанными в силу менталитета представителей нашей цивилизации, народов, населяющих наше большое пространство. Но дальше такая группа, получив грант, автоматически помещается в список включённых в определённую сеть. Если она получила деньги от Сороса, от американского или европейского фонда, значит, по умолчанию она включена в американскую сеть. По количеству участников такая неправительственная организация может быть незначительной, но в сетевой войне численность, будь то политическая партия или армия, теряет значение. Множество узлов – сотни или даже тысячи групп, которые были взяты на контроль за совершенно небольшие деньги – представляет собой не что иное, как организационную сеть будущих «цветных революций». Именно в 1990-е на территории постсоветского пространства возникает такое понятие, как НПО – неправительственная организация, а также НКО – некоммерческая организация. В какой-то момент НПО и НКО начали создаваться именно под получение грантов. Стало известно, что американские и европейские фонды, действующие под патронажем США, дают деньги, и для того, чтобы их получить, надо собраться, зарегистрировать НПО и сделать что-нибудь. Лучше то, что попросят, ‑ тогда можно получить больше. Или просто заняться чем угодно ‑ тогда меньше. Это своеобразный фильтр для пассионариев, инструмент, с помощью которого все более-менее активные люди были локализованы в известных сообществах. Таким образом, в России за последние 20 лет была подготовлена и «прикормлена» организационная среда, предназначенная для осуществления сетевой операции по установлению контроля над большим пространством, с включением такой задачи как расчленение и социальное «перемешивание» через хаос отдельных, особо архаичных социальных фрагментов.

Начальная фаза «цветных революций 2.0» – twitter-революция. Для того чтобы реализовать «цветную twitter-революцию», нужно иметь соответствующую среду. Для этого в социальных интернет-сетях должно быть достаточное количество активных пользователей – skillful individual, продвинутых пользователей социальной сети Twitter, Facebook, ВКонтакте, других социальных сетей, а также носителей iPhonов и iPadов – для большей мобильности, которая является основным преимуществом пользователя социальной сети. Наличие большого количества пользователей всех гаджетов, имеющих сетевые аккаунты, создаёт необходимую, соответствующую задаче среду. Если таких носителей недостаточно, то, согласно американскому плану, в пропаганду внедрения и популяризации системы Twitter, iPadов и iPhonов включаются медийные люди – ньюсмейкеры, известные личности, персоналии. Политики и деятели культуры заводят аккаунты, СМИ ссылаются на записи в Twitter. Таким образом, осуществляется наращивание социальной базы, которая формирует психологическую среду для реализации информационной составляющей «цветной twitter-революции».

3. Методы противодействия технологиям «цветных революций»

Традиционные варианты противодействия технологиям «цветной революции» можно свести в четыре основные группы: нормативно-правовые, административные, информационные, экономические. Цель их применения – нейтрализация действия патологической системы силами властных структур государства-мишени.

Нормативно-правовые методы могут применяться главным образом для создания условий, препятствующих развёртыванию активной политической деятельности лидеров и организаций, ориентированных на свержение действующей власти, а также осуществлению их поддержки, как материальной, так и информационной, из-за рубежа. Хороший пример – принятие федерального закона, обязывающего НКО, участвующие в политической деятельности в России и имеющие поддержку из иностранных источников, регистрироваться в качестве иностранных агентов. Эти методы наиболее эффективны в периоды, предшествующие «цветной революции», для устранения условий её возникновения. С началом основных событий эффективность применения этих методов резко снижается, давая порой прямо противоположный эффект.

Административные методы обладают большей оперативностью, чем нормативно-правовые, и позволяют решать широкий круг задач предотвращения «цветной революции», главным образом на этапе ее подготовки. Наиболее эффективно эти методы могут быть использованы для достижения организационного превосходства сил, противостоящих «цветной революции», над сторонниками последней. В частности, это возможно путём создания патриотических общественно-политических организаций и партий, поддержки их деятельности (преимущественно скрытно), предоставления организационного и отчасти материального и информационного ресурса в сочетании с организацией различных препятствий для деятельности сторонников «цветной революции» в России. Так как «цветная революция» не является «естественной реакцией на внезапно возникшие события», а есть часть целенаправленных действий по хаотизации социальной обстановки, то этот процесс требует вполне конкретных ресурсов: организационных, финансовых, информационных, технических. Основной вопрос профилактики «цветной революции» – выяснение кто, сколько и каких ресурсов выделил и кто, как и когда собирается ими воспользоваться. Как ни парадоксально звучит, но именно ответы на эти вопросы не являются «страшной» тайной: они обсуждаются на сетевых форумах, печатаются в статьях, обсуждаются в теледебатах. Основной ресурс «цветной революции» – люди, готовые к конкретным действиям по «ненасильственному захвату власти». Эти люди собраны в сетевые структуры, прошли специальную подготовку. Таковыми являются: неправительственные организации, неформальные объединения, сетевые сообщества, фанатские и бойцовские клубы. Мониторинг их сетевой активности позволяет выявить масштаб подготовки к очередной акции, в необходимых случаях – начать сетевую игру по противодействию данным планам. Это отнюдь не противоречит «шахматной» открытости: если кто-то из граждан государства открыто заявляет о своих намерениях бороться с государством, то нельзя возмущаться действиями государства, направленными на его самозащиту.

Экономические методы имеют значение для подрыва материально-ресурсного потенциала сил «цветной революции». Их основу составляют технологии, позволяющие парализовать деятельность и в дальнейшем разорить внутренние экономические субъекты, составляющие материальную базу «цветной революции», нейтрализовать активность на территории России иностранных экономических субъектов, поддерживающих деструктивные силы, блокировать накопление и перемещение материальных средств и финансов. При одновременной материальной поддержке (преимущественно скрытой, через независимые организации) патриотических общественных организаций и движений это позволяет добиться материального превосходства последних над сторонниками «цветной революции». Экономические методы имеют значение на всех этапах подготовки и осуществления рассматриваемого сценария. Однако они наиболее значимы на стадии её предотвращения, когда «революция» только зарождается. В частности, дружественная экономическая политика по отношению к наиболее активным и экономически уязвимым слоям населения в этот период позволит существенно снизить социальную напряжённость.

Так как деятельность по подготовке и проведению «цветной революции» связана с широким использованием технических средств и привлечением наёмного персонала (организаторов и рекрутов), она невозможна без достаточного финансирования сетевых структур страны-мишени. Откуда деньги и как происходит финансирование? Как правило, это наиболее болезненный вопрос, так как недостаточная финансовая прозрачность делает криминальным уже весь процесс подготовки акций. Но прозрачным является, как правило, лишь первый этап – перечисление денег из-за рубежа и от отечественных частных инвесторов неправительственным и общественным организациям. Получившие финансовые средства организации легально могут оплатить только небольшую часть затрат на проведение акций «умной толпы» и других «цветных революционных мероприятий». Дальше начинается криминал: оплата рекрутов и «специальных» акций. Самый криминальный путь – оплата наличными – в последнее время практически не используется. Наиболее популярный и относительно безопасный для организаторов путь – использовать для оплаты Интернет. В Европе подобные платежи давно являются объектом расследования и уголовного преследования, в нашей стране, благодаря несовершенству законодательства, эта практика относительно безопасна для «мирных бунтовщиков» и очень распространена в их среде. Выход для предотвращения подобных путей финансирования «цветных» акций – использовать международный опыт и приводить законодательство в соответствие со сложившимися реалиями.

Информационные методы являются при решении большинства задач противодействия рассматриваемому сценарию наиболее важными. Они играют ключевую роль практически на всех этапах подготовки и осуществления «цветной революции», и от эффективности их применения зависит в значительной степени возможность её недопущения или пресечения. Именно информационное превосходство сторонников победивших «цветных революций» обеспечивало им успех. Неэффективное применение даже превосходящего по потенциалу информационного ресурса государственной власти приводит к её падению.

Основные цели применения информационных методов сторонниками действующей власти – привлечь на свою сторону политически активное население, повысить морально-политический потенциал своих единомышленников, создать и поддержать благоприятный имидж за рубежом, дезорганизовать структуры противной стороны, а также отразить информационную агрессию из-за рубежа. При успешном достижении этих целей возможность реализации рассматриваемого сценария в России в значительной степени будет нейтрализована.

«Цветная революция» не может существовать без сетевых ресурсов: это её воздух, её пространство, её инструмент. Попытки лобового решения проблемы – нейтрализация «цветной угрозы» путём технического отключения сетевых ресурсов в государстве – удалась в Китае, Иране и, отчасти, в Белоруссии. Уже во время Арабской весны эта тактика оказалась бесплодной. Причина одна – мировым сообществом во главе США доступ граждан к сетевым ресурсам был объявлен одним из фундаментальных прав человека. 12 апреля 2011 года на конференции Freedom House в Вашингтоне был представлен подготовленный этой организацией доклад: «Руководство в помощь пользователям Интернета в репрессивных государствах». Заместитель помощника государственного секретаря США Дэниэл Бэр, возглавляющий Бюро по демократии, правам человека и труду, которое финансировало доклад, назвал инструменты преодоления цензуры “самым важным способом поддержки цифровых активистов и других пользователей, живущих в обстановке репрессий и зажима Интернета”. Государственный секретарь США Хиллари Клинтон заявила в своей речи 15 февраля 2011 года: “Соединённые Штаты продолжают помогать людям, живущим в условиях зажима Интернета, обходить фильтры, всегда на шаг опережать цензоров, хакеров и бандитов, которые избивают их или сажают в тюрьму за высказывания в Сети”. В этой речи государственного секретаря США анонсировался новый проект «революции гаджетов» c использованием технологий так называемого стелс-интернета. Цель программы стелс-интернета – обойти запреты на пользование Интернетом и даже мобильными SMS, которые ввёли ряд правительств в момент беспорядков в их странах. Таким образом, правительства не смогут перекрыть протестующим информационный кислород, лишив их сотовой связи и Интернета, и они смогут координировать свои действия друг с другом. Другой проект, который опирается на технологии Mesh Network, объединяет мобильные телефоны, смартфоны и персональные компьютеры для создания невидимой беспроводной сети без центрального концентратора – каждый такой телефон действует в обход официальной сети, то есть напрямую. Проводятся эксперименты и с использованием Bluetooth-технологий: скажем, рассылка важных сообщений по всем телефонам такой альтернативной сети, минуя официального интернет-провайдера. Эта функция требует только модификации микропрограмм в смартфонах и больше ничего. При большой плотности телефонов в городах это позволит координировать протестующих, даже если мобильную сеть в районе беспорядков власти отключат совсем.

Сегодня можно сделать вывод, что в 2011-2012 годах «цветная революция», несмотря на длительную информационную и когнитивную подготовку, в России не прошла. И так получилось главным образом из-за ориентации «оранжевых технологий» на «манифестные» формы реализации, во главе которых должен стоять «креативный класс». Для России то, что называют «креативным классом», заметно только в медийной среде, а «манифестная» политика реально интересует меньшую часть населения. Но практически готова технологическая база версии «цветная революция 2.0», основанная на отработанных в ходе Арабской весны технологиях силовой направленности.

Заключение

Имеющийся опыт использования организационного оружия и наблюдения за результатами его использования позволяет сделать следующие выводы применительно к нашей стране:

1. Применение организационного оружия не всегда приводит к деструкции государства и социума (по крайней мере такой стремительной, как планирует наступающая сторона), что свидетельствует, во-первых, об адаптационных свойствах конкретного социума, во-вторых, о возможности нейтрализации негативных воздействий со стороны государства;

2. Выраженная устойчивость к патологическим воздействиям информационного оружия имеется у всех государств-социумов, ранее воплощавших в своём государственном строительстве реальные принципы социальной справедливости, имеющих коллективный опыт противостояния внешним и внутренним деструктивным силам;

3. Внешние, то есть формальные способы противодействия организационному оружию (политические, экономические, военные и другие), в их «классическом» виде уже категорически не пригодны – требуется подбор адекватных и специфических средств, основанных на современных информационных технологиях и методах информационно-психологического противодействия;

4. Прямое и непосредственное влияние на патологическую систему – воздействие на нее «в лоб», по принципу «атака на атаку» («угол падения равен углу отражения»), – не может быть результативным, так как на организацию «контратаки» будут расходоваться ресурсы социальной функциональной системы, что также входит в замысел противника;

5. Возможности слома патологической системы как ведущего фактора организационного оружия по большей части расположены в культурной сфере общества, но именно здесь часто возникают и серьёзные противоречия в правящей элите;

6. От государственных структур требуется изменение структурно-управленческого видения ситуации: с сетевыми структурами могут эффективно бороться только другие сетевые структуры, способные работать в том же операционном поле, что и их противники;

7. Последнее обстоятельство требует развития в силовых структурах службы сетевого воздействия на экстремистские сетевые сообщества.

Глобальное переформатирование мира демонстрирует интенсификацию использования организационного оружия уже наднациональными, надгосударственными структурами, как следствие – патологические системы уже запущены в большинстве государств. Знание механизма действия патологических систем должно стать основой противодействия на национальном и глобальном уровнях.

[1] Термин «организационное оружие» был предложен в работах выдающегося отечественного мыслителя и разработчика систем организационного управления С.П. Никанорова (прим. ред.).

[2] О технологиях развала СССР имеется обширная библиография, нам же хотелось упомянуть близкие по теме и духу работы: Кургинян С. (в трёх частях: ч. 1 «До путча», ч. 2 «После путча», ч. 3 «Перед выбором») М., 1992 г; Кара-Мурза С. М., 2000; его же: Антисоветский проект. М., 2002 и М., 2007; Панарин И. Первая мировая информационная война. Развал СССР. М., 2010. Официозная точка зрения представлена в сборнике «Распад СССР: документы и факты (1986–1992 гг.)», под общей редакцией Сергея Шахрая, в двух томах М., 2012.

Авторы: Овчинский В.С., доктор юридических наук, Сундиев И.Ю., доктор философских наук

См. также: Токсин “пятой колонны”