Вход в музей
В XIX в. обострение тайной борьбы между государствами происходило в преддверии политических кризисов и начала военных действий. Именно тогда разведка начала постепенно превращаться в самостоятельный вид государственной деятельности. Одновременно с этим совершенствовался аппарат защиты.
Контрразведка как государственный институт требовала разработки и принятия общегосударственных мер, а также профессионально подготовленных кадров. Огромные средства начали уходить на добывание и защиту государственных секретов и тайн, проведение тайных операций влияния и подрыва. Разведка и контрразведка постепенно приобретали тотальный характер, а политические лидеры и властные элиты, не осознавшие этих реалий и не уделявшие сфере тайного противоборства должного внимания, оказывались на обочине исторического процесса.
На заре нового столетия, в условиях обострения соперничества великих держав за рынки сбыта и сферы влияния, потребность в разведывательной информации стала постоянный и все возрастающей. Изменился характер войн. Они становились глобальными, более маневренными, зависящими от военно-экономического состояния страны.
Особую ценность приобрела информация о слабых и сильных сторонах вероятного противника, его мобилизационных возможностях и планах, научно-технических разработках, тактике и стратегии военных действий. Эти сведения составляли государственную тайну и хранились в сейфах военных штабов и кабинетах правительственных учреждений. Добыть их можно было только агентурным путем.
Именно тогда разведка начала постепенно превращаться в самостоятельный вид государственной деятельности. Одновременно с этим совершенствовался аппарат защиты.
Контрразведка как государственный институт требовала разработки и принятия общегосударственных мер, а также профессионально подготовленных кадров. Огромные средства начали уходить на добывание и защиту государственных секретов и тайн, проведение тайных операций влияния и подрыва. Разведка и контрразведка постепенно приобретали тотальный характер, а политические лидеры и властные элиты, не осознавшие этих реалий и не уделявшие сфере тайного противоборства должного внимания, оказывались на обочине исторического процесса.
В начале XX в. Россия превратилась в объект пристального и постоянного внимания. В Санкт-Петербурге сосредоточилась едва ли не вся лучшая агентура великих держав. Разведку против России вели Великобритания, Австро-Венгрия, Германия, Италия, Франция, Швейцария, Румыния, Япония. Наиболее опытными и сильными из них были спецслужбы Великобритании, Австро-Венгрии и Германии.
Британские спецслужбы были самыми старыми и опытными. Более трех столетий они являлись составной частью государственного аппарата Британской империи и неизменно обеспечивали ее внешнеполитические интересы. Продвижение России к границам Индии и Афганистана, присоединение к Российской империи среднеазиатских государственных и полугосударственных образований вызвало серьезную озабоченность британских разведывательных служб. Уже с середины XIX в. их антироссийская направленность не вызывала сомнений и не являлась секретом для российского внешнеполитического ведомства.
В начале XX в. английским разведывательным службам удалось создать достаточно эффективную разведывательную сеть в Петербурге, Москве, Эстляндии и Финляндии. Особенно активно она действовала в столице Российской империи, а также в местах дислокации Балтийского флота, составлявшего основу военно-морской мощи России.
Германские и австрийские спецслужбы были также традиционно наиболее сильными в Европе. В XIX в. Германия фактически произвела революцию в развитии спецслужб на европейском континенте. Эта революция связана с именем уроженца Пруссии Вильгельма Штибера. Его называли «шефом ищеек» и «королем шпионов». Недоучившийся лютеранский священник, он блестяще реализовал свои недюжинные способности на поприще тайной войны. Во многом благодаря собранной им информации Пруссия легко разгромила Австрию в 1866 г. Позже он создал весьма эффективную шпионскую агентурную сеть во Франции, где провел полтора года. От имени прусского правительства он организовал Центральное разведывательное бюро и собственное информационное агентство. Штибер имел своих агентов повсюду, в том числе на железных дорогах и в гостиницах. Он скупил несколько влиятельных европейских газет в соседних странах и вел через них активную прогерманскую пропаганду. Штибер неизменно пользовался доверием и поддержкой канцлера объединенной Германии Отто фон Бисмарка. Исторический опыт свидетельствовал, что оккупации французских городов, вооруженной агрессии предшествовало «мирное завоевание» территорий противника, или военно-промышленный шпионаж.
Его опыт лег в основу деятельности спецслужб Германии и Австро-Венгрии, работающих против России.
Они активно действовали в Петербурге, а также в Варшаве, Галиции и других пограничных областях России. Организацией шпионажа занимались генеральные штабы, военные и морские министерства, министерства иностранных дел и десятки других учреждений. Германия -24- и Австро-Венгрия были особенно озабочены усиливающимся сближением России и Франции.
Эта тенденция особенно усилилась в последней четверти XIX в. и нашла свое логическое завершение в создании военно-политического блока Антанта. В начале XX в. германские и австрийские спецслужбы возглавляли опытные разведчики полковники Вальтер Николаи, Август Урбанский, Макс Ронге. Их усилиями были созданы разведывательные организации, действующие в среде российской титулованной аристократии, в том числе и в непосредственном окружении последнего российского императора Николая П. Для достижения своих целей спецслужбы этих государств нередко прибегали даже к услугам коронованных особ. Это особенно было необходимо во время провала какой-либо подрывной акции, когда требовалось нивелировать или вовсе свести на нет возможные негативные последствия.
Общее руководство разведывательной работой на территории Российской империи в Германии осуществляло Центральное бюро по высшему руководству шпионажем в России, которое получало указания из Генерального штаба. Нити шпионажа со всех концов Российской империи сходились в германском посольстве в Петербурге и замыкались на советнике посольства Гельмуте фон Люциусе. Активную разведывательную деятельность вели военно-разведывательные бюро штабов корпусов германской армии, расквартированные на границах Российской империи.
Так, разведку на северо-западе России осуществляли военно-разведывательные бюро штабов I Гвардейского корпуса (Штеттин) и II корпуса (Кенигсберг). Одновременно немцы организовали большой разведывательный центр в Швеции. Стокгольмское военно-разведывательное бюро имело семь специализированных отделов. Один из них был ориентирован на работу в России.
Дипломатическое представительство Германии и его многочисленная агентура вели разведывательную работу под прикрытием коммерческой и журналистской деятельности. По сути это была центральная резидентура германской разведки в России. Перед началом Первой мировой войны в ее состав входило девять официальных лиц; в их числе были руководитель граф Ф. фон Пурталес, советник граф фон Люциус, секретари граф Берхем, граф фон Притвиц, граф Гоффрон, «стоящий при посольстве» граф фон Бюлов, «состоящий при Его Величестве Государе императоре Германии и -25- короле Прусском» генерал-лейтенант граф фон Донна-Шлобинген, а также морские и военные агенты — капитан 1 ранга Фишер-Лоссайнен и майор В. фон Эггелинг.
Немецкое посольство находилось в самом центре Санкт-Петербурга (ул. Большая Морская, д. 41). Помимо этого немецкие консулы разместились в крепостях Кронштадт (Э. Радау), Або (В. Гедеке), а также в Гельсингфорсе (Л. А. Гольдбек).
Общее руководство военным шпионажем в Санкт-Петербурге возглавлял Г. фон Люциус. Его деловые свидания с агентурой проходили недалеко от посольства, в гостинице «Астория».
Здесь он встречался с журналистами, в обязанности которых входил сбор сведений о России. Кроме того, фон Люциус сам занимался сбором военно-промышленной информации. По свидетельству Б. А. Суворина, в 1913 г. он возглавлял группу немецких и австрийских дипломатов (Лерхенфельд, Миллер, Чернин), которая собирала информацию «о новых установках на заводах и фабриках, о состоянии железных дорог…». Крупным знатоком агентурного дела был опытный германский разведчик, морской агент, капитан 1 ранга Фишер-Лоссайнен, возглавивший после начала Первой мировой войны солидную шпионскую сеть в Стокгольме.
Собранные секретные сведения переправлялись в Германию двумя основными каналами. Первый, морской канал осуществлялся через штетинское разведывательное бюро. Для этого использовался пароход «Обербургомистр», капитаном которого являлся отставной офицер рейхсвера П. Кольбе. Пароход курсировал по маршруту Санкт-Петербург-Штетин. Сотрудники германского посольства часто навещали капитана в Санкт-Петербурге.
Другой канал был через прессу. Г. фон Люциус лично «надиктовывал статьи» германскому журналисту Ю.-А. Полли-Полячеку для их последующей публикации в столичных газетах. Немецкие агенты, получая секретный условный шифр, имели возможность под видом статьи невинного содержания осведомлять свое руководство о самых секретных мероприятиях государства, в пределах которого они обосновались.
Низшим звеном германской агентурной разведки в России были служащие торгово-промышленных, страховых и прочих предприятий. Эту категорию не следует отождествлять с немецкими переселенцами. Накануне войны в Петербурге было 93 тыс. немецких -26- переселенцев, компактно проживавших в 8 колониях (Шуваловская, Гражданка, Ново-Саратовская, Среднерогатская, Колпинская, Эдиоп, Стрельнинская и Кипень). По данным российской контрразведки, они «почти не принимали участие» в разведке в пользу прусского Большого Генерального штаба. Однако переселенцы могли сыграть видную роль в случае войны.
Еще в мае 1902 г. на заседании Комиссии государственной обороны в берлинском рейхстаге представители Военного министерства Пруссии генералы К. фон Фок, Э. Г. фон Фалькенгайн, Г. Г. фон Безелер, А. фон Макензен и Р. фон Лунц представили «план обширной организации осведомления и агентуры для внесения замешательства в тылу врага». Согласно этому плану на правления отдельных немецких предприятий за рубежом возлагались обязанности принимать в число своих служащих официальных агентов германского военного ведомства, выполнять все поручения германского правительства по предписанию немецких тайных агентов, консулов, посланников или специальных эмиссаров, не опасаться финансовых убытков, сопутствующих их «осведомительной» службе.
Через год специальными циркулярами № 2348 и 2348-бис за немецкими предпринимателями в России окончательно была закреплена обязанность включать в число своих служащих лиц, командированных германской агентурной разведкой. При этом все расходы на их содержание возлагались на Военное министерство Пруссии.
Экономическая экспансия немецкого предпринимательства в военно-промышленный сектор российской экономики сопровождалась сбором разведывательных сведений в пользу германского Генерального штаба.
Внешне она проявлялась в организации на российской территории филиальных отделений крупных торгово-промышленных, справочных, страховых компаний, уже существовавших в Германии, либо самостоятельных предприятий, главными учредителями которых были этнические немцы. Некоторые из них фактически являлись резидентами разведывательных служб Германии. В целях конспирации компании получали русские названия, а в состав их правлений приглашались авторитетные представители частных кредитных учреждений, уволенные в запас генералы и адмиралы и чиновника государственного аппарата, располагавшие ценными связями в предпринимательских и властных структурах.
Участие чиновников, занимавших высшие государственные посты, было незаконно. Еще в 1884 г. император Александр III запретил высшим государственным чиновникам и соответствующим им придворным чинам участвовать в торговых и промышленных предприятиях, кроме товариществ по обработке сельскохозяйственной продукции имений, принадлежащих им.
По утверждению отечественных специалистов, в России существовало 439 фирм и предприятий с австро-германским капиталом, которые были в той или иной степени привлечены к шпионской деятельности. В сфере особого внимания российской контрразведки находились предприятия электротехнической, металлургической, судостроительной и военной промышленности, по производству и продаже швейных машин, а также справочного и страхового дела. Именно там работала наиболее квалифицированная агентура германской и австрийской разведки.
Так, фактически монополистом в деле изготовления и установки электрооборудования на рынке военного кораблестроения в России был филиал немецкого электротехнического концерна «Русское акционерное общество Сименс-Шуккерт». Накануне войны в нем работал немецкий офицер Ф. Родэ, назначенный с ее началом в один из штабов полевой германской армии. Каждая установка электрооборудования, а также средств связи на военных кораблях сопровождалась предъявлением подробного чертежа военных кораблей. Детальные отчеты о всех принимаемых заказах посылались в Берлин, и германские власти располагали возможностью получения широкой информации о всех заказах, связанных с государственной обороной.
По сведениям российских разведчиков, осенью 1913 г. немецкая агентура сумела добыть секретные данные о «12 подводных лодках, 14 миноносцах, строящихся на частных верфях в Риге и Либаве».
Другой организацией, которая подозревалась в шпионаже в пользу Германии, было правление «Общества Путиловских заводов».
Оно было официальным представителем оружейного концерна «Ф. Крупп» и по его требованию было обязано информировать о всех секретах российской артиллерии. Уже в ноябре 1909 г. внутренней агентурой российской контрразведки была зафиксирована попытка члена правления Л. А. Бишлягера «достать секретные сведения через одного из служащих Главного артиллерийского управления».
По сведениям контрразведки, другой член правления «Общества Путиловских заводов», генерал-лейтенант в отставке А. Ф. Бринк, в прошлом занимавший посты начальника Главного управления кораблестроения и снабжения и главного инспектора морской артиллерии, был замечен в передаче военных сведений вероятному противнику. За несколько месяцев до начала войны он заказал в Австро-Венгрии отдельные части для пушек системы Дурлахера, изготовляемых на Путиловском заводе, а для выполнения заказа отправил в Австро-Венгрию чертежи всего проекта пушки. Контрразведывательная агентура сообщала, что окружение А. Ф. Бринка находилось «в конспиративных сношениях с какими-то немцами».
Другим членом правления «Общества Путиловских заводов» был прусский подданный К. К. Шпан. Накануне войны он являлся совладельцем 55 предприятий российского военно-промышленного комплекса. Он был тесно связан с высокопоставленными чинами Главного артиллерийского управления, которые являлись не столько деловыми партнерами при распределении военных заказов, сколько источниками секретной информации. К. К. Шпан находился в тесной связи с дипломатическими представителями Германии Ф. фон Пурталесом и Г. фон Люциусом. Он являлся активным членом общества «Пальма», которое под председательством фон Пурталеса занималось пропагандой идей пангерманизма.
По данным французской разведки, крупнейшим шпионом германского Генерального штаба был И. П. Манус. В числе подозреваемых в германском шпионаже назывались также сам А. И. Путилов и московский банкир Д. Л. Рубинштейн.
Дочерним предприятием «Общества Путиловских заводов» была «Путиловская верфь», построенная при техническом содействии гамбургской кораблестроительной фирмы «Блум и Фос» в рамках реализации правительственной «Программы усиленного судостроения». Однако, как позднее выяснилось, при проектировании и сдаче в эксплуатацию немцами были допущены серьезные технические ошибки. Среди русских инженеров бытовало мнение о сознательном вредительстве.
Материалы Верховной морской следственной комиссии позволяют предполагать, что они были недалеки от истины, а «профессиональная несостоятельность» лидера на рынке мирового судостроения являлась реализацией части разведывательной программы германского Генерального штаба. После завершения строительства «Путиловской верфи» все должности ее руководителей были замещены германскими подданными, а бывший офицер немецкой армии К. А. Орбановский стал ее директором. Все служащие фирмы составляли, по мнению российских контрразведчиков, «организацию, в руках коей сосредоточивались все сведения о судостроении, изготовлении орудий и снарядов», а их передача за границу осуществлялась через «комитет добровольного флота».
Крупным предприятием, осуществлявшим шпионаж под прикрытием коммерческой деятельности, была фирма «Зингер и К°». Официально это было американское акционерное общество с правлением в Нью-Йорке. Однако, как установили российские контрразведчики, американское правление фирмы «Зингер и К0» «никакого влияния на дела фирмы в России не имеет».
В действительности ее главные учредители проживали в Гамбурге. Ее акции не котировались ни на одной бирже, а сведения о главных акционерах и фактических директорах сохранялись в строгой тайне. По слухам одним из самых крупных акционеров был сам германский император. До 1912 г. ее правление по России находилось в Петрограде, а после того, как в июле 1912 г. в прессе заговорили о возможном военном столкновении России и Германии, оно было переведено в Москву.
Деятельность компании была хорошо продумана, обеспечивая фактически беспрепятственный сбор информации, секретных и несекретных сведений в масштабе всей Российской империи. Вся территория, обслуживаемая фирмой «Зингер», подразделялась на три-четыре района, во главе которых стояли инспектора (вице-директора). Районы обслуживания в свою очередь дробились на центральные отделения фирмы, которым подчинялось «депо», в распоряжении которых имелись отдельные агенты на местах.
Инспекторами и управляющими Центральными отделениями были преимущественно немцы, отдельные из них были германскими подданными. Каждый агент компании «Зингер» обязан был изучить обслуживаемую им местность и несколько раз в течение года представлять особые списки населенных пунктов, вплоть до мелких поселков, с точным указанием числа дворов и жителей этих пунктов. В этом отчете указывались данные о расположении войск, складов, числе жителей, численности рабочих на фабриках и заводах. В распоряжении управляющих центральными отделениями находились карты Военно-топографического управления Генерального штаба, которые уточнялись три раза в год.
Существует версия, что компания «Зингер» впервые применила беспроволочный телеграф для регулярной передачи собранных сведений в германский Генеральный штаб. В 1915 г. сотрудники контрразведки получили агентурные данные о наличии в фирме «Зингер» искрового телеграфа. Результаты обследования, проведенного на крыше дома, в «глобусе», по адресу Невский проспект, д. 28/21, показали, что «ранее оно использовалось для беспроволочного телеграфирования». В пользу этой версии свидетельствует военно-техническая отсталость России от Германии в данной области. Следствием этого стала некомпетентность российских органов государственной безопасности в новых технических средствах ведения шпионажа. Активное выявление владельцев телеграфных станций началось лишь с 1913 г.
Активно добывали разведывательные данные также организации, которые ведали сбором информации о коммерческой кредитоспособности военно-промышленных предприятий.
В частности, такой организацией была «Контора для выдачи справок о коммерческой кредитоспособности», организованная в 1905 г. германским подданным В. Шиммельпфенгом. В 1912 г. она получила разрешение от Министерства торговли и промышленности на переименование в «Институт Шиммельпфенга».
Официально фирма собирала сведения о кредитоспособности частных и казенных торговых и промышленных предприятий города, а неофициально добывала сведения о лицах, состоящих на военной службе и занимающих высокое положение в главных управлениях Военного ведомства.
Управление Институтом в Петербурге осуществляли российские подданные И. И. Герум и Б. Л. Гершунин. По данным российской контрразведки, Институт Шиммельпфенга являлся «скрытым военно-разведочным органом» прусского Генерального штаба. Все сведения, получаемые сотрудниками, немедленно переправлялись в политический отдел Института в Берлине через майора Ганна, старого и опытного сотрудника военно-разведочного бюро в Кенигсберге.
Наряду с этой организацией изучением военного потенциала Российской империи занимались немецкие и австрийские перестраховочные общества, имевшие своих деловых партнеров в Петербурге. Главным требованием немецких компаньонов при заключении контрактов было предоставление им «при полисах самых точных планов, чертежей, спецификаций и описаний имущества, построек, оборудования фабрик, пароходов и др.». В результате в распоряжении генеральных штабов Германии и Австрии накануне войны оказались сведения о стратегических объектах, производственных мощностях военно-промышленных предприятий, рейсах судов и характере их грузов.
Крупнейшими страховыми компаниями в столице Российской империи были «Жизнь», «Россия», «Русский Ллойд». Российские контрразведчики отмечали в 1914 г. усиление разведывательной деятельности страхового общества «Жизнь». Одной из услуг общества была организация «народного страхования» для фабрично-заводских рабочих. Это позволяло не только быть в курсе рабочего движения, но и снабжать рабочие организации деньгами для организации забастовок.
Французский посол в России М. Палеолог не без оснований утверждал, ссылаясь на своих осведомителей, что забастовки на главнейших заводах Санкт-Петербурга летом 1914 г. «были вызваны немецкими агентами».
Компании «Россия» и «Русский Ллойд» осуществляли страхование практически всей судостроительной промышленности, морских, речных и сухопутных транспортных средств, а также физических лиц. Большой объем информации, составляющей военную и государственную тайну, публиковался в средствах массовой информации. В частности, «Русский инвалид» публиковал подробную информацию о кадровых изменениях в вооруженных силах страны, должностных перемещениях, дислокации войск по военным округам, корабельном составе флота и морском офицерском корпусе.
Ежемесячник Главного артиллерийского управления «Артиллерийский журнал» публиковал циркуляры ГАУ, изменения в штатах и «различных отраслях артиллерийского дела».
Австрийская разведка широко практиковала негласную покупку целых издательств в Санкт-Петербурге. Так, газета «Вечерний голос» ежемесячно через австрийское посольство получала на свои нужды 1 тыс. руб. Сведения, составляющие военную и государственную тайну, попадали в руки журналистов через скупщиков бумажной макулатуры, которая нередко содержала черновики делопроизводства «весьма секретного содержания», букинистов, продающих после смерти военных чинов их библиотеки, содержащие секретные издания Главного управления Генерального штаба (ГУГШ).
Сотрудники иностранных разведок постоянно занимались вербовкой кадровых офицеров и чиновников структурных подразделений Военного и Морского ведомств. Как правило, они обращали внимание на склонность к легкомысленной, разгульной жизни, материальные затруднения. Одним из опытных немецких вербовщиков был офицер германского Генерального штаба Ф. К. Шифлер, работавший под прикрытием представительства германского оружейного завода «Браунинг».
Им был завербован директор Сестрорецкого оружейного завода генерал-майор С. Н. Дмитриев-Бойцуров, совершивший крупную денежную растрату и занявший деньги на ее покрытие у Шифлера.
Небольшое денежное довольствие стало причиной государственной измены офицера для особых поручений при заведующем передвижением войск по железным дорогам и водным путям штаб-ротмистра К. К. фон Мейера. В 1912 г. он неоднократно посещал австрийское посольство, «принося с собой какие-то планы». Всякий раз во время его визитов в посольстве находился немецкий посол граф Ф. фон Пурталес. В качестве вознаграждения Мейер получал регулярные гонорары. На свое скромное жалованье он снимал две квартиры в Санкт-Петербурге и владел имением в Новгородской губернии.
Очевидно, осведомителем германской разведки являлся полковник С. Н. Мясоедов. Он занимал различные должности: начальника Вержболовского жандармского отделения, офицера для особых поручений при военном министре, командира батальона рабочего ополчения, переводчика разведотделения штаба X армии.
Расследования по факту его причастности к германскому шпионажу в 1912 г. проводили три независимых органа: военно-судебное управление, контрразведка и МВД. Однако выявить какие-либо компрометирующие данные не удалось.
Безусловно, германская разведка была потенциально самым серьезным противником российских спецслужб. Оно имела квалифицированные кадры, достаточное финансирование, опиралась на многолетний опыт работы и четкую отлаженную структуру всех звеньев разведывательной работы — от осведомителей и системы передачи информации до аналитического аппарата.
Офицеры, служившие в Военно-ученом комитете Главного штаба русской армии, обратили внимание на необходимость планомерного противодействия иностранному шпионажу. Российские аналитики, обобщив опыт войн, контрразведывательных операций охранного отделения Департамента полиции МВД и данные русской разведки, пришли к выводу о необходимости создания специального подразделения по борьбе с иностранным шпионажем. Факты свидетельствовали, что в начале XX в. обострился незримый фронт тайной войны и Россия вступала в век тотального шпионажа.
Так, 8 мая 1897 г. окружной интендант Петербургского военного округа информировал начальника Петербургского охранного отделения, что «к нему явился писарь Остроумов и доложил следующее: к нему обратился писарь Шеляпин и предложил за хорошее вознаграждение передавать одному отставному генералу данные о численности, расположении и вооружении войск. Остроумов уклонился от ответа и доложил об этом начальству».
Начальник охранного отделения лично встретился с Остроумовым и дал соответствующие инструкции, как вести себя. Ему было велено изъявить желание предоставлять тайную информацию генералу в отставке, но при условии личной встречи с ним. После этого Остроумов был взят под наружное наблюдение, и вскоре был зафиксирован его контакт с Шеляпиным.
На следующий день он встретился в сквере у Исаакиевского собора с пожилым мужчиной в партикулярном платье. Они недолго разговаривали. После этой встречи мужчина зашел в дом. Оперативным путем было установлено, что отставным генералом оказался действительный статский советник в отставке Парунов. По Табели о рангах этот штатский чин приравнивался к армейскому генерал-майору. Через несколько дней деловые переговоры всей троицы были продолжены в доме Парунова, где их вела его дочь. Здесь были оговорены условия поставки военной информации, и в порядке аванса Шеляпин и Остроумов получили по 25 руб.
На следующей встрече Остроумов передал дочери Парунова подготовленную дезинформацию. Шеляпин такой информацией не располагал и выполнял лишь роль наводчика или вербовщика. Постепенно были установлены все связи Парунова, среди которых были: адъютант коменданта Санкт-Петербургской крепости капитан Турчанинов, начальник IV отделения главного интендантского управления Лохвицкий, секретарь помощника шефа жандармов Кормилин, чиновник Главного штаба армии поручик Шефгет, губернский секретарь Обидейко и др.
Все они были информаторами Парунова, который фактически являлся резидентом австрийской разведки, а его дочь выполняла обязанности связника. Он и его дочь были завербованы во время очередного вояжа за границу.
Задержания подозреваемых в шпионаже и проведенные обыски принесли положительные результаты. Все виновные были осуждены и понесли заслуженное наказание. Исключение составил лишь Турчанинов, который покончил жизнь самоубийством в тюремной камере.
Необходимость создания специального контрразведывательного органа особенно проявилась в ходе громкого уголовного процесса по делу старшего адъютанта штаба Варшавского военного округа подполковника А. Н. Гримма.
Анатолий Николаевич Гримм происходил из потомственных дворян Нижегородской губернии.
Окончил Нижегородскую военную гимназию и Казанское пехотное юнкерское училище по 2 разряду. На службе находился с 24 июня 1876 г. на правах вольноопределяющегося 3 разряда. Принимал участие в русско-турецкой кампании 1877-1878 гг., однако в боевых действиях с неприятелем не участвовал. В первый офицерский чин Гримм был произведен 12 ноября 1882 г., а в чине подполковника состоял с 26 февраля 1899 г. Ничем особенным от остальных офицеров русской армии конца XIX—начала XX в. А. Н. Гримм не отличался. Он очень любил красивую жизнь, однако балы, салоны и рестораны пожирали все офицерское жалованье, а его любовница Серафима Берг-стрем требовала дорогих подарков.
Поиск денег заставлял его играть в карты, делать ставки на скачках, участвовать в польской лотерее и в трех внутренних займах. Ему везло, однако к 1896 г. его финансовые дела были плохи. Он был в долгах и заложил в ломбарде все, что было можно. Гримм решил поправить свое финансовое положение весьма неординарным способом.
По своему служебному положению он имел доступ к секретным документам и знал, что иностранная разведка готова заплатить за них хорошие деньги. Подполковник Гримм стал предателем по собственной инициативе. Предательство среди русских офицеров в Российской империи всегда было редчайшим явлением. Однако этот человек был исключением.
Он заранее заготовил письмо с предложением своих услуг и решил лично отвезти его в Берлин. Позднее на допросе Гримм заявил, что ему судьбой было предопределено стать шпионом.
Летом 1896 г. он отправился в Германию. В Берлине Гримм нашел здание Генерального штаба и долго объяснял швейцару, что желает встретиться с офицером, говорящим на русском языке. После длительных препирательств, так как Гримм не знал иностранных языков, его приняли представители германской разведывательной службы. Старший из них выслушал его предложение и сообщил, что германский Генштаб охотно воспользуется его услугами.
Новоявленному шпиону вручили 10 тыс. марок и взяли обещание выслать по условленному адресу все, что он сможет достать в ближайшее время. Ему вручили перечень документов, которые необходимо добыть. В первую очередь немцев интересовали карты укрепленных районов, стратегические сведения, информация о крепостях и о русской агентуре в Германии. По занимаемой им должности старшего адъютанта инспекторского отделения Гримм попросту не имел доступа к подобной информации, однако разуверять своих новых хозяев он не стал. Копии документов ему готовили писари штаба, считавшие, что выполняют казенную работу. «Гонорары» за выполненные задания он получал через банкирские конторы Вавельберга в Варшаве и Петербурге.
Для германской разведки Гримм явился весьма ценным агентом. В секретных агентурных списках он значился под номером два. В 1899 г. хозяева потребовали от Гримма подлинники подробных отчетов по всем отраслям деятельности военного ведомства за год. Это были так называемые «Всеподданнейшие доклады по военному министерству» и «Расписание сухопутных войск». На этот раз шпион прихватил с собой для маскировки жену. 15 июля он прибыл в Берлин. История снова повторилась. Через швейцара вновь вызвали первого попавшегося офицера, который отвел его прямо к начальнику «русского отделения». Документы, доставленные Гриммом, произвели на немецких разведчиков сильное впечатление. За привезенную информацию предатель получил 6 тыс. марок и новое задание: немцам требовались топографические карты и фотоснимки ряда железнодорожных станций. Гримм тут же потребовал аванс в размере 2 тыс. марок.
Однако эти деньги очень быстро кончились, и Гримм решил пойти на очередную авантюру: выйти на связь с австрийской разведкой. В конце 1899 г. он составил письмо, аналогичное берлинскому, а затем, явившись в Варшаве домой к австрийскому консулу барону Геккингу-о-Карроль, попросил срочно переправить это письмо начальнику Генерального штаба. Дипломат сам был опытным шпионом и явно опешил от такого предложения. Однако после некоторых колебаний согласился — и через пять дней вручил Гримму конверт с приглашением лично приехать в Вену для переговоров. Через неделю, взяв недельный отпуск, Гримм выехал курьерским поездом в Вену, прихватив с собой документы, которые прошли апробацию в немецкой разведке.
Прибыв вечером следующего дня в Вену, Гримм не захотел ждать, а сразу же бросился на поиски Военного министерства. Позднее на допросах он подробно и красочно расскажет о своих «мытарствах» по вечерней Вене. Лишь поздно вечером он нашел сотрудника австрийской разведслужбы майора Носека, который сразу доставил его к офицеру, ведавшему нелегальной агентурой. Им оказался Юлиан Дзиковский, который был хорошим специалистом в области конспирации. Для начала он сделал новому агенту серьезный выговор, а затем, соблюдая все правила конспирации, отвез его в гостиницу. На следующий день на встрече с начальником разведывательного отделения выяснилось, что австрийцев больше всего интересуют вопросы стратегического характера, связанные с войсками Киевского военного округа, а также планы крепостей Ивангород и Дубно, «не исключая инструкций по обучению войск, приказов по округам, копий бумаг по изменению штатов, по увеличению войсковых частей, по изменениям в дислокации и т. д.». На следующий день условились о каналах связи: для телеграмм и писем дали адрес в Вене, а документы велели отправлять через консула. Шпиону передали средства для тайнописи, а также «гонорар» за услуги, которые оценили в 5 тыс. руб.
В начале 1901 г. в Вене получили первую посылку от нового агента. Гримм активно искал связи в Киевском военном округе. Особых успехов на этом поприще он не добился, однако после его ареста около мусорной ямы во дворе штаба Варшавского военного округа был обнаружен план позиций крепости Ивангород. По месту своей службы шпион стремился получить доступ к секретной информации вне своего отделения. Прежде всего он попытался найти доступ к материалам мобилизационного отделения. При этом шпион проявил большую изобретательность. Воспользовавшись тем, что в Варшавском военном округе сменилось руководство мобилизационного отделения, Гримм предложил свои услуги для оказания помощи по приему дел подполковнику Пустовойтенко и в его отсутствие взял секретные документы и передал их для переписки трем писарям. Не меньшую изобретательность проявил он при получении совершенно секретных сведений о дислокации и численности корпусов, входящих в состав военного округа. Гримм заставлял трудиться на себя штабных писарей Кречатовича, Куриловича и др. Курилович, получив очередное задание от Гримма, как-то в сердцах воскликнул: «Удивительно, зачем это адъютанту понадобился третий экземпляр “Всеподданнейшего отчета”. Уже просто надоело!»
Одновременно Гримм усилил меры предосторожности, старался реже встречаться с австрийским консулом, предпочитал деньги получать лично сам в Вене. Он договорился с австрийцами, что вся корреспонденция будет отправляться в Вену под псевдонимами «Иван», «Софи», «Рубин», «Зарубин». Главным движущим мотивом предательства Гримма оставались деньги. Он постоянно набивал себе цену, сообщая австрийским разведчикам, что у него есть сообщники в Петербурге, через которых можно получить сверхсекретную информацию. Во время своего последнего визита в Вену он привез «Инструкцию командующему войсками по управлению Варшавским военным округом» и «Секретную часть всеподданнейшего отчета командующего войсками за 1899 г.». Очередной гонорар составил 12 тыс. руб. Однако начальник австрийской разведслужбы потребован съездить в Петербург. Гримм срочно выехал и попытался установить связи с офицерами Главного штаба.
На службе дела шли хорошо. Командующий войсками Варшавского военного округа представил его к награде за усердный труд, однако Главный штаб это ходатайство отклонил, и Гримм собирался выяснить причины в наградном отделении. К тому же он собирался приобрести доходное имение, которое продавалось по дешевой цене неким Гольдштейном. Гримм запросил со своих венских хозяев 30 тыс. руб., заверив их, что дела идут хорошо. Однако деньги на банкирскую контору Вавельберга не поступали. Хуже дела обстояли в личной жизни. Обострились отношения с женой и любовницей Серафимой Бергстрем, которая выполняла роль связной и уже несколько раз перевозила в Вену материалы, собранные Гриммом.
К этому времени русской разведке в Вене удалось завербовать одного из сотрудников австрийской разведки. Именно этот агент сообщил, что в штабе Варшавского военного округа действует австрийский шпион. Однако настоящей фамилии предателя он не знал. Гримм об этом не подозревал и продолжал собирать информацию для отправки в Вену. Неожиданно напомнили о себе сотрудники германской разведки. Ее сотрудники напомнили об авансе и предложили встретиться у германского вице-консула между 2 и 5 марта 1902 г. Для немцев Гримм специально отложил два документа, подготовленных для передачи австрийцам. Однако на этот раз передать документы не удалось.
Обстоятельства сложились так, что через Варшаву должен был проехать наследник австрийского престола эрцгерцог Франц Фердинанд, и поэтому австрийский МИД дал указание консулу воздержаться от сношений со своей секретной агентурой. Гримм ничего не знал об этом. Он подготовил документы и письмо, в котором просил 8 тыс. руб. за свои услуги. Однако барон Геккинг-о-Карроль принять пакет отказался. Гримм приходил к консулу семь раз и каждый раз получал вежливый отказ. В конце концов он оставил пакет у дворника. Только после этого консул согласился принять своего агента вечером 28 января. Визит эрцгерцога должен был к этому времени завершиться.
Однако тем временем русский агент из Вены сообщил, что шпион, разыскиваемый в России, отправил из Петербурга в конце ноября телеграмму в Вену. Началось расследование, которое возглавил сам начальник штаба Варшавского военного округа. Поскольку до 1906 г. специальных контрразведывательных отделений в штабах военных округов не было, то его проводили сотрудники отчетного отделения при участии полиции и жандармов. Начальник штаба округа срочно выехал в Петербург. В ходе расследования выяснилось, что в гостинице «Гранд-отель № 2» в день отправки 28 ноября останавливался Эмиль Рупп, прибывший из Варшавы с интендантским чиновником А. Фетисовым. Как выяснилось, они были привезены в гостиницу подполковником, приметы которого позволили опознать А. Н. Гримма. За ним было установлено тайное наблюдение.
Одновременно пришло сообщение от русского агента из Вены. Он информировал, что в Вену приезжала некая дама, которая доставила в Военное министерство подлинники русских секретных документов. Они были перефотографированы. Агенту удалось даже раздобыть фотографию неизвестной русской дамы, которая была переслана начальнику штаба Варшавского военного округа. Сотрудники департамента полиции установили, что это фотография Серафимы Бергстрем. Гримм об этом ничего не подозревал. 28 января он не пришел на встречу с австрийским дипломатом, поскольку был приглашен на охоту. Они встретились только 12 февраля. На этой встрече Гримм узнал, что ответа из Вены дипломат не получил, а 28 января у него был некий Мюллер, который мог доставить посылку. Майор Эрвин Мюллер являлся в это время австрийским военным агентом в России. Это был крупнейший австрийский разведчик, флигель-адъютант австрийского императора. Австрийский консул особо подчеркнул, что Мюллер ждал Гримма и очень хотел его видеть. В настоящее время он находится в Петербурге, и Гримм может передать ему письмо через консула.
Гримм очень быстро подготовил очередную посылку. В письме он жаловался на консула и просил денег за высланные ранее «Всеподданнейшие доклады по военному министерству» за 1899 и 1900 гг. К письму было приложено «Расписание о новобранцах последнего призыва». 17 февраля Гримм пришел в консульство за ответом, но получил только запечатанный пакет. В нем оказались 5 тыс. руб. и возвращенные доклады по военному министерству за 1899 и 1900 гг. Это было последнее, что удалось сделать Гримму. 20 февраля 1902 г. в 3 часа дня А. Н. Гримм был арестован. Практически одновременно были арестованы Серафима Бергстрем, Рупп, Фитисов и писари штаба округа. Все они были заключены под стражу в 10-й павильон Александровской крепости Варшавского военного округа.
Гримм сознался сразу же и стал давать показания. Впрочем, улик против него было достаточно. Во время допросов он каялся, плакал, делал заявления о своих патриотических чувствах. Он категорически отрицал соучастие Серафимы Бергстрем, ясно понимая, что чем шире круг сообщников, тем тяжелее наказание. Доказать виновность Бергстрем не удалось, и в конце концов дело против нее было прекращено.
Во время следствия была полностью доказана невиновность Руппа, Фитисова и писарей штаба округа. Австрийский консул Геккинг-о-Карроль и военный агент майор Эрвин Мюллер были в ультимативном порядке высланы за пределы России. В последнем «мы потеряли энергичного и толкового работника», с горечью констатировал глава австрийских спецслужб.
По свидетельству начальника Разведывательного бюро австрийского Генерального штаба Макса, Ронге, «в 1902 г. разведывательной деятельности против России был нанесен тяжелый удар». Разоблачение А.Н. Гримма совпало по времени с вербовкой сотрудника австрийского разведывательного отделения Альфреда Редля. Можно предположить, что именно он пресек губительную деятельность русского иуды.
Следствие проводилось под личным контролем военного министра А. Н. Куропаткина. Оно вскрыло серьезный ущерб, нанесенный деятельностью Гримма русской армии. Документы, переправленные в Вену и Берлин, содержали важную секретную информацию об организации, мобилизационных способностях русской армии. Успешной работе шпиона во многом способствовал плохой контроль за хранением документов секретного делопроизводства. Частным определением военного министра начальнику Штаба Варшавского военного округа предлагалось навести здесь порядок.
Вина Гримма была полностью доказана, и предателя ожидал суровый приговор. По существующему российскому законодательству смертный приговор мог быть вынесен только в случае, когда российский подданный «будет возбуждать какую-либо иностранную державу к войне или иным неприязненным действиям против России или с тем же намерением сообщать государственные тайны иностранному правительству».
В действиях Гримма не было обнаружено намерения подтолкнуть Австрию к войне с Россией, и поэтому казнить его было нельзя. 30 мая 1902 г. состоялось заседание Варшавского военно-окружного суда. По его решению подполковник армейской пехоты, старший адъютант Штаба Варшавского военного округа А. Н. Гримм был приговорен к лишению воинского звания, дворянского достоинства, чинов, орденов и всех прав состояния, исключен из военной службы и сослан на каторжные работы сроком на 12 лет. Приказ об этом по войскам Варшавского округа был объявлен 27 июня 1902 г.
Последствия от ущерба, нанесенного деятельностью предателя, были ликвидированы. Тем не менее разразившийся скандал подтолкнул руководство Военного министерства Российской империи принять конкретные организационные меры. Речь идет о создании специальной службы военной контрразведки для противодействия иностранному военному шпионажу.
20 января 1903 г. военный министр А. Н. Куропаткин направил на имя Николая II подготовленную в канцелярии Военно-ученого комитета докладную записку с обоснованием создания нового секретного подразделения военного ведомства. В ней говорилось, что «совершенствующаяся с каждым годом система боевой подготовки армии и предварительная разработка стратегических планов на первый период кампании приобретают действительное значение лишь в том случае, если они остаются тайной для предполагаемого противника.
Поэтому делом первостепенной важности является сохранение этой тайны и обнаружение деятельности лиц, выдающих ее иностранным правительствам. Между тем раскрытие этих государственных преступлений являлось делом чистой случайности, результатом особой энергии отдельных личностей или стечением счастливых обстоятельств, ввиду чего является возможным предположить, что большая часть этих преступлений остается нераскрытыми и совокупность их грозит существенной опасностью государству в случае войны».
Как опытный военный разведчик, А. Н. Куропаткин считал, что возложить розыск лиц, занимающихся шпионажем, на Департамент полиции невозможно по следующим причинам: «во-первых, потому, что названное учреждение имеет свои собственные задачи и не может уделить на это ни достаточно сил, ни средств, во-вторых, потому, что в этом деле, касающемся исключительно военного ведомства, от исполнителей требуется полная и разносторонняя компетентность в военных вопросах».
Поэтому военный министр полагал целесообразным создать в составе Главного штаба Военного министерства специальную структуру, которая специально занималась бы розыском иностранных шпионов и изменников по двум направлениям: руководящему и исполнительному.
Руководящее направление предполагало вскрытие вероятных путей разведки иностранных государств, а исполнительное — непосредственное наблюдение за этими путями. «Деятельность сего органа должна заключаться в установлении негласного надзора за обыкновенными путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов, конечными пунктами — лиц, состоящих на нашей государственной службе и занимающихся преступною деятельностью, и связующими звеньями между ними — иногда целый ряд агентов, посредников в передаче сведений…»
В соответствии с этим он предлагал учредить при Главном штабе особое Разведочное отделение, поставив во главе его начальника отделения в чине штаб-офицера, делопроизводителя в чине обер-офицера и писаря. «Для непосредственной сыскной работы сего отделения полагалось бы воспользоваться услугами частных лиц — сыщиков по вольному найму, постоянное число коих, впредь до выяснения его опытом, представлялось бы возможным ограничить шестью человеками».
Официальное учреждение такого органа представлялось невозможным, поскольку терялся главный шанс успешности его деятельности: тайна его существования.
Поэтому было бы желательно создать проектируемое отделение, не прибегая к официальному учреждению его…
11 февраля 1903 г. Император Николай II Высочайшим повелением по Военному ведомству утвердил изменения в уголовном уложении. Согласно новой его норме, виновный в выдаче иностранному государству секретных документов, которое повлекло или могло повлечь за собой вредные для внешней безопасности России последствия, приговаривался к лишению всех прав состояния и смертной казни.
Примечательно, что смертная казнь за эту форму шпионажа предусматривалась как «абсолютная санкция», то есть единственно возможная.
Из книги Старков Б.А. Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903-1914, СПб., 2006