Сегодня, в День народного единства, когда мы празднуем 410 годовщину изгнания народным ополчением из Кремля поляков, одного из ключевых исторических событий национально-освободительной борьбы русского народа за свою независимость, пришло письмо, которое прислал Борис Александрович Подопригора, с призывом к осмыслению критического, подлинно переломного этапа, на котором сейчас находится наша государственность.

Борис Подопригора,

член Экспертно-аналитического совета

при Комитете по делам СНГ, евразийской интеграции

и соотечественников Госдумы РФ, литератор

Вставай, страна огромная, или хотят ли русские войны?..

Самый взвешенный комментарий о ходе СВО я услышал от своего давнего знакомого Александра Сладкова – корреспондента «России-1»: «Давайте успокоимся!» Так и сделаем. Тем более, что разговор предстоит непростой. Начнём его с исторического предисловия.

Война и мiр – над клавиатурой

 Во-первых: вероятность военного продолжения украинского кризиса стала очевидной осенью 2021 года, вскоре после августовских событий в Афганистане. Опытные собеседники обратили особое внимание на отказ Запада от диалога с Москвой. В том числе, о судьбе минских соглашений. Тех, которые, по крайней мере, сдерживали переход конфликта в военную фазу и со временем подводили к интеграции Донбасса в Украину: ведь, не только Россия, но и Запад выступали гарантами мирного будущего сторон, в этом заинтересованных.

Правда, и после этого сохранялся шанс избежать боестолкновений. Вплоть до 24 февраля не только автор этих строк, но и абсолютное большинство политологов оценивали шансы на мир и войну как 60:40. Всем им трудно отказать в логике: любой (кроме апокалиптического) исход столкновения России с Западом, по минимуму, ведёт к объединению усилий Москвы с Пекином – при не исключаемом присоединении к ним Ирана, а в дальнейшем – и Пакистана. Не забегая вперёд, сошлюсь на исламских богословов: объединение суннитского и шиитского мира (в сумме до 2 миллиардов мусульман) станет «божественным предвестием торжества всемирной правды». За этим стоит полное переформатирование политической карты мира, точно не в пользу Запада.

Во-вторых, безотносительно украинского сценария, ни один сколько-нибудь серьёзный западный политик не мог, как тогда казалось, допустить собственной гибели в ядерном пожаре. Ибо качество жизни большинства отгоняет мысль о не оправдываемом риске. Увы, поколения западных участников больших войн не оставили потомкам полезных уроков. Не будем сравнивать их с собой, но уверенность Запада в конечной победе возвращает память к краеугольному эпизоду карибского кризиса 60-летней давности. На вопрос президента Кеннеди, насколько гарантирована неуязвимость США в случае ядерного столкновения с Советским Союзом, главный американский военачальник Тэйлор стопроцентной гарантии не дал. Тогда это остановило мир на пороге апокалипсиса. Память об этом задаёт едва ли не единственный шанс на исход, приемлемый (он же спасительный) для всех. Но вспомним и китайскую максиму: «войны начинаются полководцем, а заканчиваются – велением Небес»…

Сегодня не только абстрактный опыт, но и здравый смысл утрачивают своё значение в пользу ожидаемой Западом победы в когнитивном противостоянии, иными словами, войне смыслов. Главный из них – «знай своё место и не претендуй на большее, чем тебе разрешат». Военный контекст этого противостояния означает, что несогласных следует «перевоспитать». А если они будут сопротивляться, то «с чего они взяли, что должны выжить?» Но сегодня выживание «победителей» – безотносительно их «когнитивной правоты» – под таким же вопросом, что и участь «проигравших». Ещё раз – увы: восприятие реальности зримо утрачивается по мере утверждения политического постмодерна. Это когда сегодняшняя мотивация важнее завтрашних последствий.

В-третьих – то, что, в конечном счёте, оставляет надежду на исход, который каждая из сторон сочтёт своим достижением. Запад уже выиграл, превратив «русское поле» в долгосрочное поле боя. Но в региональном, да и в общеевропейском смысле с этим придётся считаться не только нам, но и украинцам с их западными партнёрами. Прежде всего, Киеву, примкнувшему к «щирому» Западу в надежде сообща «перевоспитать» соседей с Востока. Почти шизофренический нюанс: на вопрос, готова ли Европа принять ещё миллионы украинских беженцев при весьма вероятных сбоях в континентальном энергоснабжении?, в готических столицах отвечают в том смысле, что до победы Украины этот вопрос не актуален.

Расчёт же Киева на победу столь же голословен, что и наша изначальная надежда на кровно-историческую общность с такими же, как мы. Продолжим о жертвенности самой Украины: в складывающейся ситуации это государство – не только таран, но и смертник, задачей которого является нанесение максимального урона России. О цене, повторим, речи не идёт. В Европе, в том числе.

Да, сегодня русские воюют с русскими. Воюют так, как учили общие предки. Но политические размеры «поля боя» не позволяют нам остановиться на географическом рубеже: здесь – наши, «за речкой» – супостаты. Тень гражданской войны распространилась с Донбасса на значительную часть восточнославянского мира. До 2014 года более 40 процентов граждан Украины признавались, что имеют в России родственников. Поэтому и этнические различия между нами – не значительней, чем между поморами и донскими казаками.

Парк Победы или Болотная площадь?

 Наша беда состоит в том, что 30-летнее приспособленчество к «цивилизованному миру» подвело нас к выбору: либо безропотно занять место в основании геополитической пирамиды (но не выше!). Или «право иметь» на такое будущее, за которое не будет стыдно перед потомками: вдруг-таки они обратятся к истории своих предков! Иногда высокопарность лучше проясняет суть происходящего, чем фактура, часто вчерашняя и конъюнктурная.

Дело, ведь, не в том, чтобы прирезать России новые земли. Украина, назойливо повторим, согласилась на роль плацдарма в войне за ущербный для нас миропорядок. Постмодернистский парадокс – в том, что наше закрепление на украинской территории – это способ остановить геополитическое наступление на Россию. Остановить – проявив назидательную решительность. Других вариантов нас лишили. Скажем жёстче: происходящее далеко не в когнитивном пространстве угрожает гражданским конфликтом и в самой России. Конфликтом – не в информационно-политическом смысле, а экзистенциальном. Отступим – значит, на нас нажмут ещё больше. И будут нажимать до тех пор, пока мы не попятимся. Не только «географически», но и лишаясь иллюзий на цивилизационную субъектность. Проиграем – значит, полыхнём изнутри.

Тридцатилетнее омещанивание значительной части соотечественников привело к тому, что само будущее страны перестало быть предметом осмысления. Нам как будто говорят: жуйте, веселитесь, пинайте власть и не задавайте вопросов… Поэтому большинство ютьюб-каналов клянут войну, сводя её подоплёку к безумию, имперским амбициям и т.д. Не только моральным кретинизмом веет от реплик-вопросов оппозиционных журналистов, надо думать, «вконец замордованных цензурой», типа: «Зачем вы повторяете аргументы кремлёвской пропаганды?» Или ещё круче: «Почему вы против поражения Системы?»

При этом обходится главный вопрос: готово ли «угрюмо молчащее», не внемлющее «Эхам-Гвоздям» большинство населения России сдаться на милость «цивилизованного мира»? Того, что, конечно же, за равенство и свободу – при обладании не менее, чем пятью рабами. Разумеется, с поправкой на IT-эпоху. И с гонорарами, предвкушаемыми «защитниками свободы». Информационная война, достигшая апогея, – тема отдельного, возможно, задерживающегося разговора.

Но проблема состоит не только в поиске консенсуса не безразличной к будущему части общества. Речь идёт о «народном долголетии». В обыденности мы об этом редко задумываемся. В прикладном смысле тревогу вызывает не столько размывание «когнитивных» основ российского общества, сколько лобовые атаки на Федерацию. Тем более, что критика страны и власти выродилась либо в оголтелое неприятие той и другой, либо в диванное фрондёрство – уровня болельщицких выяснений, какая команда «народнее».

Напомню: оба государственных слома в ХХ веке сопровождались провоцированием этнического сепаратизма. Зримых предпосылок для этого сегодня нет – проблемы национальных регионов не острее, чем традиционно русских. Но неистовство, а главное – масштабное «покрытие» нацменьшинств «антимосковской» пропагандой может «выстрелить дуплетом» – при стечении неблагоприятных обстоятельств. Особенно вкупе с закордонными посулами «коньяка – прямо из крана». В начале 90-х мы это проходили. Спасибо Чечне, «выучившей» недавние уроки, возможно, лучше остальной России.

С недавних пор замечены попытки внести в наше обыденное сознание «червоточину» антисемитизма: по самым снисходительным оценкам, три четверти штатных русофобов вещают со своей «альтернативной родины». А местные – с упоением рассказывают о миссии своих единомышленников. Миссии, как нам подсказывают сарказмом, интеллектуально не постижимой большинством… Это делается для того, чтобы от противного и при понятных исторических ассоциациях вызвать «отклик цивилизованного человечества». И не в Иране тут дело. И не в угрозе какому ни есть миру на Ближнем Востоке. Дело, ещё раз зафиксируем, в тотальном расшатывании глубинных устоев Федерации – части названия страны. Кто-то скажет о большем. Но лучше – если опровергнет сегодняшние опасения.

Сегодня не политик диктует, как быть с будущим. Диктует солдат. При любом ощущении достаточности его поддержки. От политика ждут мудрости и воли. От всего общества – понимания, терпения, заодно наведения порядка в мыслях.

*         *         *

А с Западом, как и Украиной договариваться в конечном счёте придётся. Если будет кому и с кем. Хотелось бы, чтобы мир, не унижающий Россию, наступил как можно скорее. Поэтому первая часть заголовка – вставай, страна огромная – это клич, обращаемый ко всем причисляющим себя к огромной проблемной, но живой стране. Вторая часть – хотят ли русские войны? – предвосхищает ответ: не хотим. Если к ней нас не вынудят. Но тогда…